Олорин сжал длинными пальцами пустой бокал и понизил голос до шепота:
– Я только что вернулся с заседания. Там были моя госпожа, граф и ваша рыцарь-трибун. Они считают, что мы не далеко продвинулись за последние дни, и хотят попробовать… что-то еще.
– Еще? Разве того, что было, недостаточно?
Вдруг до меня дошел смысл сказанного, и я оглянулся на Валку, безучастно стоявшую у высокого буфета, отделявшего кухонный уголок от гостиной.
– Только нобили и трибун Смайт? Без великого приора? – спросил я.
– Нет, bruhir из Капеллы не присутствовала.
Олорин закинул длинную ногу на подлокотник кресла и одновременно с привычным спокойствием захрустел пальцами. Нет, не так – он успокаивал себя этим. Каждый щелкнувший палец снимал его напряжение так же надежно, как афоризмы схоластов. Джаддианец собирался с духом, чтобы сказать то, ради чего, очевидно, и пришел в мое скромное жилище.
– Они хотят, чтобы вы поговорили с капитаном. Один на один.
– Что?!
Я едва не выронил бокал, но нагнулся и подхватил его. Выпрямившись, я спросил:
– Вы меня не разыгрываете?
Именно этого я и хотел с самого начала. О боги, эти бюрократы выдохлись и пошли на попятную.
Маэскол наклонил голову, и спутанные черные волосы упали на глаза.
– Я решил первым сказать вам, – слабая улыбка мелькнула на его оливковом лице, сверкнула, словно молния, и пропала, – по-дружески. Завтра вас вызовут…
Взглядом я показал, что понял, продолжая ошеломленно стоять с пустым бокалом в руках, не в состоянии произнести ни слова.
– Разумеется, они будут следить за вашей беседой, но этому существу не причинят вреда.
Взгляд Валки повис на мне, словно кандалы, и я с трудом сдерживал желание обернуться. Мне хотелось кричать, хотелось упасть на паркет и колотить по нему руками, пока мясо не сойдет с костей и я не разобью их на осколки. Еще не все кончилось. Я и не ожидал, что кончится, но у меня была мечта, страстная и далекая. Все, чего я желал, это снова оказаться дома, в безопасности, в замке на берегу моря, в своей постели под нарисованными созвездиями, и тихо-мирно прогуливаться с Гибсоном по высокой стене.
Мне нечего было сказать Олорину, но он заговорил первым:
– То, что произошло там, в тоннелях… Вы сделали лучше. Вы заставили всех нас сделать лучше.
Это были мои собственные слова, вернувшиеся ко мне назад из прошлого. Мои слова и мое проклятие: «Лучше».
– Вы были правы. Я никогда прежде не слышал, чтобы сьельсины сдались в плен. Но вы это сделали.
Он огляделся по сторонам на беспорядок в моей комнате и, возможно, почувствовал мою апатию и депрессию. На его лице не было ни осуждения, ни жалости, как у Валки. Вообще ничего не было. Это не могло служить мне утешением, но все-таки утешило.
– Вы, конечно, можете отказаться.
Первые слова, пришедшие мне в голову, пришлось растоптать ногами. Вместо этого я прорычал:
– Это не… Я не собираюсь играть в «плохого префекта – хорошего префекта».
– Что? – Маэскол растерянно смотрел на меня, а Валка едва сдерживала усмешку. – Я понимаю, насколько тяжело это должно быть для вас, поэтому и решил сам поговорить с вами.
– Нет, будь оно все проклято! – почти прокричал я, к собственному удивлению. – Вы не понимаете. Как вы можете это понять? Вы не были там каждый день, не слышали его крики, не повторяли все, что сказало оно и что сказала она. Вы. Не должны. Были. Быть. Там, – я чувствовал на себе взгляды десяти тысяч глаз системы наблюдения замка, – а я должен был.
– У меня на родине говорят, – пробился сквозь тьму, которую я собрал вокруг себя, яркий голос Валки, – поскольку Галактика искривлена, если идти очень долго и очень быстро, то обязательно вернешься туда, откуда ушел.
Что-то в интонации, с которой она это сказала, – или, может быть, тот факт, что это сказала именно Валка, – выбило почву у меня из-под ног. Плечи мои опустились, затем распрямились вновь.
– Хорошо, – сказал я голосом, мертвым, как источенный ветром камень. – Я это сделаю.
Глава 74
Лабиринт
Пневматические двери зашипели за спиной, оставив меня в смердящей темноте. Время сделало свое дело, и все, что пережил заключенный, пережила и его камера. Здесь пахло гниющим мясом. Если вы когда-нибудь проходили мимо деревенской хижины и ощущали запах убитого оленя, слишком долго ожидавшего, когда его опустят в котел с кипящей водой, то наверняка можете представить эту вонь. Красные огни светили со стены, их тусклые огни казались извращенной любезностью по отношению к ночному существу, единственному обитателю камеры. Я чуть ли не позавидовал мертвому Гиллиаму. Воздух наполняло зловоние гниющей плоти, окровавленной и обнаженной, а также испражнений нечеловеческого существа, и мне захотелось прижать к носу надушенный платок, чтобы заглушить этот запах, как поступил бы священник.
Я различил в полумраке Уванари. Ичакту снова привязали к кресту. Крест поместили сюда два дня назад, опустив горизонтально, чтобы пленник оставался в сознании. Время от времени его автоматически поворачивали, чтобы избежать пролежней.