Империя тюрков. Великая цивилизация

У него не было цинизма, присущего Аттиле, – беспричинной ненависти кочевника, который ненавидит и, более того, презирает оседлых людей. К примеру, Чингисхан перед походом в Китай подумывал о том, чтобы истребить народ земледельцев, бесполезный, по его мнению, так как только занимал земли, которые могли бы служить пастбищами. Темур был более мудр, поскольку в своих отношениях с государствами древней культуры он являлся султаном Самарканда, самой красивой и богатой столицы Азии, покровителем литературы и искусства, который осыпал поэтов и историков дарами и собирал при своем дворе известных талантами людей, для менее цивилизованных народов, особенно монголов и тюрков, у которых кочевой образ жизни сидел в крови, он – «господин шатров», неутомимый завоеватель, который преодолевал территории от Урала до Персидского залива, от границ Китая до Дамаска и Трапезунда. Внедрять же в империи оседлых народов старую тюрко-монгольскую неупорядоченность и смотреть на население завоеванных стран как на низшие расы, предназначенные для того, чтобы признавать превосходства кочевников и подчиняться им, – это значило уважать обычаи предков. Несмотря на то что после смерти Чингисхана идеал чистого кочевника утратил свою былую привлекательность, тюркские и монгольские подданные не поняли бы своего господина, если бы он отличался от предшественников. Неупорядоченность отвечала двум основным потребностям всадника: постоянно менять место пребывания, чтобы избежать изнеженности, моральной и физической слабости, к которым приводит неподвижность, а также желание получить добычу. В этом отношении Темур должен был придерживаться обычаев своих предков.

Несомненно то, что цель Великого эмира состояла в насаждении своего порядка любой ценой, без малейшей жалости, которая могла подорвать его авторитет.

Если бы ему пришлось оправдываться перед современниками и потомками в своих жестокостях, Темур мог бы сказать, что между его народом и покоренными народами существует такая же естественная разница, какая имеет место между расой господ и толпой рабов или между свободными людьми и рабами, как в Греции. Все кочевые народы считали, что земледельцы отмечены печатью «низости». У кочевников Северной Африки шатер не должен касаться земли: земля удерживает и впитывает в себя все, что на ней находится; дистанция между основанием жилища и землей придает гордому арабу уверенность в том, что он как бы существует в пространстве.

Извечный конфликт между кочевником-скотоводом и оседлым земледельцем, которые оспаривают владение землей – один для того, чтобы пасти свои стада, другой – для своего пропитания, – продолжается и на пороге XIV в. и определяет политику азиатских правителей, как это было в эпоху Чингисхана и Аттилы. В глазах этих завоевателей – и Темур не составляет исключение – земледелец, человек оседлый в силу необходимости и природы, является узурпатором, которого надо изгнать. Здесь сталкиваются два типа экономики, две политики и две идеологии, а также две концепции пространства. Между статикой и движением устанавливаются антагонистические отношения, основанные на двух противоположных подходах к пространству. Понятие богатства или могущества, конечно, также присутствует, но в истоках конфликта лежит жизненная философия, настолько глубоко связанная с наследием и традицией, что она кажется незыблемой в эпоху, когда над Европой всходит солнце Просвещения, а Исфахан, Дели, Багдад и Дамаск освещены светом высокой цивилизации.

Амир Темур неустанно напоминал, что распространяет на земле порядки и заповеди ислама, хотя он и его воины были весьма далеки от ортодоксального исламского правоверия, тем более фанатизма и догматизма. Ислам – религия, приспособленная к кочевым формам жизни и родившаяся в среде кочевых народов, точно соответствовала понятию «мирового пространства» тюрко-монголов. Она будто специально создана для них, так же, как и Яса. Таким образом, все способствовало поддержанию у подданных Темура уверенности в своей двойной избранности, поскольку они были одновременно кочевниками и мусульманами, и в праве собственности на землю, которую незаконно занимают «презренные недочеловеки», т. е. земледельцы.