– Прошу прощения, ваше величество! – Он быстро опустился на колени, чтобы поднять чашу, словно опасался, что его начнут упрекать за то, что он прервал разговор.
– Ничего страшного, милорд, – сказал Саймон, махнув рукой. – Убери это и принеси лорду Пасеваллесу другую чашу. – Он снова повернулся к Тиамаку: – Я думаю, нам нужно изучить замок и выяснить, существует ли возможность спуститься к старым руинам ситхов, которую мы упустили. Если так, все входы должны быть запечатаны. Может быть, Пасеваллес сумеет оказать помощь. Мы можем использовать эркингардов – тех, которых не отправим разбираться с тритингами.
– Я бы хотел поговорить об этом позднее, ваше величество. – Тиамак выглядел не менее расстроенным словами Саймона, чем Пасеваллес, разливший вино.
– Хорошо, – не стал возражать Саймон. – Но мы не можем откладывать надолго. Что, если норны направятся на юг? Я не сомневаюсь, Белые Лисы знают, что находится под Хейхолтом, лучше, чем мы. – Он допил свою чашу и встал. – А теперь, господа, давайте перейдем в тронный зал. Боюсь, мы больше не можем избегать наших союзников.
«Сейчас мне как никогда не хватает Мири», – подумал Саймон.
Пленение Моргана являлось одной из проблем, для решения которых так необходимо знание власти и умение ее использовать. Саймон прекрасно понимал свою ограниченность в данном вопросе.
«Она бы сразу выделила самое главное».
Он оглядел Пелларинский стол, за которым собрались члены Малого совета. Графиня Рона обладала опытом и дружила с его женой, но ее голос был здесь единственно разумным. Новое лицо, отец Боэз, сидел рядом с ней, тихий, худой молодой священник, который казался старше своих лет. Боэз занял место архиепископа Джервиса, отвечавшего, среди прочего, за раздачу милостыни, и весьма неохотно открывал рот на Малом совете. А Джервис стал эскритором.
Чего никак нельзя было сказать о графе Роусоне, который говорил без умолку, но едва ли мог предложить что-то полезное. Союзник Роусона, барон Эворик, а также другие аристократы, владеющие большими земельными наделами, разделяли точку зрения Роусона – их всех следует оставить в покое, чтобы они могли отправлять своих крестьян пораньше в могилы и защищать свои охотничьи угодья от браконьеров.
«Не дай бог какой-нибудь бедняк застрелит оленя в личном лесу лорда Эворика, чтобы накормить семью, хотя сам барон никогда там не бывает. Мири бы наверняка сказала, что я всегда защищаю интересы простых людей, какое бы преступление они ни совершили, забывая о правах аристократов».
Но больше всего Саймона беспокоил герцог Осрик. После того как он несколько дней подряд бродил по коридорам замка, обещая всем страшные кары, точно эйдонитский пророк, оказавшийся среди дикарей, чтобы объявить о гневе Господнем, герцог, наконец, принял ванну и побрился. Кроме того, он выглядел практически трезвым, но Саймону казалось, что взгляд герцога остается отстраненным, и в то же время в нем клокочет ярость, куда более страшная, чем обычные скорбь и гнев. Однако Пасеваллес сказал, что герцог пришел в себя, и даже Тиамак всячески настаивал на том, что Осрик должен участвовать в заседании Малого совета.
Саймона не беспокоили громкие пожелания Осрика наказать луговых варваров за то, что они осмелились тронуть его внука Моргана, – он бы и сам хотел совершить нечто дерзкое и неожиданное ради внука. Вообще, Саймон был не из тех, кто советует другим проявить терпение – обычно эту роль играла Мириамель, а Саймон к ней не привык. Однако он более всего боялся совершить поступок, который мог поставить под угрозу жизнь Моргана.
«И я боюсь за Эолейра. – Проблемы становились все более сложными, и Саймон вознес безмолвную молитву: – Помоги мне, Господь. Помоги мне, Усирис Искупитель. Дай мудрости выбрать правильный путь. Дай силу соблюдать осторожность, если сейчас нужна именно она…»
– А кого еще, кроме герцога, можно послать –
– Обязанности лорда-констебля состоят в том, чтобы защищать Хейхолт и престол, – заметила графиня Рона.
– Но наследника захватили варвары! – воскликнул Эворик. – Разве это не стоит рассматривать как нападение на престол?
При других обстоятельствах Саймон согласился бы с бароном – неслыханный случай, – но сейчас короля беспокоили не обязанности Осрика, а состояние его духа. Он склонился перед неизбежным.
– Герцог хочет высказать свое мнение, – сказал Саймон. – Поделитесь с нами своими мыслями, герцог Осрик.
Осрик провел рукой по бороде, все еще остававшейся влажной и курчавой после недавно принятой ванны.
– Прежде, чем я что-то скажу, ваше величество, я должен принести свои извинения вам и Верховному престолу.
Саймон приподнял бровь.
– И по какой же причине, милорд?