После многих часов, проведенных в седле, Элину совсем не хотелось подниматься вверх по сотням ступенек винтовой лестницы на вершину башни, но сердце у него билось быстро не только из-за долгого и тяжелого подъема. Когда они наконец взобрались на стену, Кафф засунул свою широкую верхнюю часть туловища в промежуток между зубцами и наклонился вперед, держась лишь одной сильной рукой и рискуя свалиться вниз, и указал в сторону долины.
– Тучи, – сказал Кафф, проглатывая слова, точно пьяный. – Смотри хорошо. Кафф правильно смотрит.
– Я ничего не вижу, – раздраженно сказал Фейн, но Элин обладал хорошим зрением, к тому же у него имелось представление о том, на что он сейчас смотрел.
В посеребренной луной темноте, на дальнем берегу реки, за оставшимися позади редкими огнями города, он разглядел то, что увидел Кафф Молоток. И кровь Элина сгустилась и похолодела, как у умирающего человека.
Это был туман, как сказал Рейнольд, но туман никогда не распространяется равномерно вдоль своих границ, а сейчас он приближался по долине к Наглимунду, точно живое существо. Элин уже не сомневался, что скрывается за туманом.
– Быстро, – сказал он Фейну. – Мне необходимо поговорить с бароном наедине. Нам нельзя терять времени.
Фейн продолжал смотреть на темную долину.
– Мои глаза уже не так хороши, как прежде, – признался капитан. – Что вы видите?
– Нашу смерть – и не только нашу. Я боюсь, что это начало новой войны, капитан, и она будет такой же ужасной, как предыдущая.
– Последняя война?.. – Фейн еще продолжал говорить, а Элин уже увлек его за собой вниз по лестнице.
Кафф Молоток продолжал стоять у зубцов, сам не зная, доволен ли капитан, и правильно ли он поступил, когда обнаружил тучи и привлек к ним внимание.
– Я говорю о последней войне, капитан, – сказал Элин. – Войне Короля Бурь. В тумане прячутся Белые Лисы. Именно о них я хотел вас предупредить, но я и представить не мог, что это произойдет так скоро. Убийцы норны, которые уже однажды захватили замок и убили всех его обитателей, скоро подойдут к стенам Наглимунда.
– Норны? – Капитан Фейн сотворил Знак Дерева и начал поспешно спускаться по ступенькам, едва не потеряв равновесие. Когда Фейн заговорил снова, его голос изменился, словно капитан произносил слова во сне: – О, я молюсь о том, чтобы это была всего лишь неудачная шутка, – скажите мне, сэр Элин, ради любви к Эйдону, нашему священному Искупителю. Ведь в противном случае лишь Господь в силах нам помочь.
Глава 27
Цветущие холмы
Танахайа задала быстрый темп, и по представлениям Моргана они прошли огромное расстояние через рощу громадных дубов, трепещущих берез и буков с гладкими стволами, сквозь пятна тени и яркие полосы солнечного света, и час следовал за часом под аккомпанемент птичьих трелей. После стольких дней, проведенных на деревьях, ходьба казалась Моргану чем-то незнакомым; и он постоянно испытывал тревогу из-за собственной уязвимости. Но по мере того как день клонился к вечеру, он начал втягиваться в ритм долгого пешего перехода и даже стал получать удовольствие, несмотря на голод и постоянную тоску по дому, в чем теперь был готов признаться. А еще его продолжали преследовать тревожные воспоминания о Туманной долине. Он старался о ней не думать предыдущей ночью, но теперь чувствовал в себе силы вернуться к тому, что с ним там произошло.
– Как ты думаешь, что это было? – неожиданно спросил он после долгого молчания. – Ты сказала, великан. Как в сказках, где он поедает детей? – Танахайа сбавила шаг, чтобы лучше его слышать, и он поспешил ее догнать. – Он такой же, как тот, с которым сражался мой дед, но просто больше?
Она немного подумала, прежде чем ответить.
– Мне лишь сказали, что следует любой ценой избегать входить в Туманную долину и что там рыщут древние и опасные существа, – наконец заговорила она. – Есть и другие подобные места – Наккига, город королевы Утук’ку внутри горы, одно из них – но то, что было в долине, единственное, что
– Что за… – он помолчал, пытаясь произнести похожие на ртуть гласные, – …
–
Морган заглянул в лицо Танахайи, которое стало застывшим и жестким. На миг ему показалось, что он каким-то образом ее рассердил.
– Прости мою печаль, – сказала она. – Мы, зида’я, никогда не сможем забыть коварное нападение королевы, отнявшее жизнь Амерасу, – продолжала Танахайа. – Мы все еще скорбим о ней. Но Амерасу удивительно хорошо отнеслась к твоему деду. Я уверена, что ты должен этим гордиться.