Империя. Третий Рим. Книга 2

Американские интересы в российском революционном движении представлял дядя Троцкого банкир Абрам Животовский. В Лондоне и Нью-Йорке на него работали Вениамин Свердлов (брат будущего цареубийцы Якова Свердлова) и Соломон Розенблюм (авантюрист, более известный как «британский разведчик Сидней Рейли»). Министерство финансов России, ставшее со времен Витте легальным представительством мирового Ханаана, активно сотрудничало со спонсорами революционеров. Агентом Минфина по получению американского военного кредита размером в 50 миллионов долларов стал уже упоминавшийся шведский «Ниа Банкен» Олафа Ашберга, через который немцы финансировали большевиков. Кредит синдицировали моргановские «Нэшнл Сити Банк оф Нью Йорк» (современный «Сити Банк») и «Гаранти Траст». В качестве залога по кредиту Морган потребовал предоставления концессии на добычу полезных ископаемых в разных регионах Империи и даже на Транссиб – «хребет Империи». Это колонизаторское предложение было отклонено Императором.

Однако Морган не оставил своих планов: «Нэшнл сити» и «Гаранти траст» стали инвестировать в новую русскую революцию, так же как Якоб Шифф инвестировал в революцию 1905 года. Однако, в отличие от Шиффа, который считал войну с Россией «личной», а себя видел главным защитником мирового еврейства, для клана Морганов это был чистый бизнес. Морган-старший уже заработал невиданные прибыли на инвестициях в революции в Китае и Колумбии (когда было создано государство Панама и приватизирован знаменитый канал). Структуры Моргана спонсировали и Троцкого, и лидера парламентских радикалов видного масона Александра Керенского. Другому масону, заместителю Гучкова по ВПК, сахарозаводчику Михаилу Терещенко «Нэшнл Сити банк» выдавал кредиты без залога – «по понятным нам с вами причинам», как отмечалось во внутренней банковской документации.

Михаил Иванович Терещенко (1886–1956)

Россия была опутана плотной сетью английского, немецкого и американского заговоров, сходившихся в том, что царь должен быть свергнут, а Российская Империя – сокрушена. Однако главной причиной трагедии 1917 года стало разложение правящих классов Империи под влиянием ханаанского разврата, в прямом и переносном смысле этого слова. Ни веры в Бога, ни верности присяге помазаннику Божию в них не осталось. Они хотели свержения монархии для того, чтобы установилась власть олигархии, как это уже случилось на Западе.

Раздавались лишь немногие предостерегающие голоса. Один из лидеров монархистов сенатор Михаил Говорухо-Отрок во избежание катастрофы предлагал отправить в отставку всех неблагонадежных чиновников, закрыть «пораженческие» газеты, национализировать учреждения «Земгора» и ввести в столицах военное положение и военно-полевые суды. Удивительно, что все эти меры не были приняты и на третий год тяжелейшей тотальной войны. Либерализм русского общества в военное время по сравнению с другими странами, вовлеченными в конфликт, был совершенно беспрецедентным.

Бывший министр внутренних дел консерватор Николай Маклаков, ушедший в отставку под давлением Думы, выступая в Государственном Совете в декабре 1916 года, разоблачал всю механику переворота: «С самого начала войны началась хорошо замаскированная святыми словами, тонкая, искусная работа… Русскому народу стали прививать и внушать, что для войны и победы нужно то, что в действительности должно было вести нас к разложению и распаду… Это была ложь, для большинства бессознательная, а для меньшинства, стремившегося захватить руководство политической жизнью страны, ложь сознательная и едва ли не преступная… для войны, но для войны с порядком… для победы – но для победы над властью»[394].

Николай Алексеевич Маклаков (1871–1918)

Ситуация напоминала французскую революцию 1789 года, когда даже предъявление королю революционного плана иллюминатов и поименного списка заговорщиков не имело для мятежников никаких последствий, так как шеф парижской полиции также участвовал в заговоре. Александр Протопопов, назначенный с подачи англичан на пост министра внутренних дел, также провоцировал конфликт между Государем и Думой, хотя при этом уверял императора, что ситуация находится под контролем.

В ноябре 1916 года Павел Милюков, вернувшись из Англии, произнес в Думе крайне оскорбительную речь в адрес Царской семьи. «Глупость или измена?» – вопрошал с трибуны этот английский агент. Обвинив Распутина и премьера Штюрмера, неугодного англичанам последовательной защитой интересов Империи, в шпионаже в пользу Германии, он не постеснялся инкриминировать то же самое и Императрице. В любой другой стране Антанты результатом подобного выступления был бы немедленный арест и, с высокой степенью вероятности, расстрел провокатора. Однако Милюков остался депутатом.