Империя троянов

Евтушенко закрыл журнал, напомнил о раздаче нарядов на работу. Хоть воскресенье и считалось выходным днем, многие зэки предпочитали отправиться на лесосеку. За это полагалась двойная оплата, деньги исправно поступали на счет заключенных, которые можно было снять по освобождении. РЧ-126 являлась образцовой зоной, за несколько лет отсидки хозяйственные мужики уносили на волю до полумиллиона рублей. Многие искренне полагали, что деньги помогут им начать новую жизнь. Так иногда случалось, но чаще, промотав лихие гроши, бывший зэк принимался за старое. Исключение составляли «случайные пассажиры», как называли заключенных, угодивших за решетку по недоразумению, или опущенные. Те страшились посадки как черт ладана!

Прапорщик покидал расположение рабочей зоны едва ли не бегом. Образ тихой воды, усыпанной золотыми блестками солнечных лучей, вкус замаринованного мяса заставили его отбивать звонкую дробь по гравиевой дорожке. Он миновал пропускник, махнул рукой дежурному офицеру… Прыгнул в салон «нивы», повернул ключ в замке зажигания, мотор преданно заурчал. И прежде чем выжать педаль сцепления, отчетливо вспомнил строй зэков. Серые и черные робы, стриженые головы, колючие волчьи взгляды хищников в неволе. Однако нечто неуловимое выглядело не так, как обычно. Три ряда мужчин, молодые, старые, худые, крепкие. Они так похожи и такие разные. В европейских зонах заключенные ходят в своей одежде, но Сибирь-матушка консервативна. Коли положена казенная одежда, будь добр – носи! В БУР места достаточно. Серые робы – низшая каста – мужики, пашущие в две смены без роздыха, как загнанные лошади, рядовые шныри, чушки, уборщики. Черная роба – воры, актив, бойцы.

Прапорщик хлопнул ладонью по рулю, тихо выругался. Точно! Когда он уходил, в строю образовалась брешь. Трое заключенных из второго отряда сбежали во время переклички! Вопрос – зачем? Следовало обождать десять минут, и все разойдутся по отрядам! Чай варить, телевизор смотреть. Старшины распределят наряды, и мужиков вывезут в тайгу на работы. Для сучкорубов дело найдется. Евтушенко работал в системе лагерей почти двадцать лет, на его памяти с рабочих зон было три попытки побега. И всякий раз – на выезде. Опытные уголовники редко совершали побег с рабочей зоны. Рвали в бега опущенные или те, кто в карты проигрался. Зазевался часовой, урки брызнули в кусты, и спустя пять минут без собак беглецов не сыщешь. Лес – черный, как стена стоит, на пару сотен метров вглубь отойти, и за плотной листвой солнца не видать. Это вначале, опьяненные воздухом свободы, зэки радостно бегут куда глаза глядят, радуясь, что обвели вокруг пальца охранников. Обычно на исходе вторых суток беглецы сами ждут, пока их найдут. Истерзанные гнусом, голодные, запуганные.

– Ерунда! – желая себя подбодрить, вслух сказал прапорщик. – Ну, сдернули с переклички, что такого?!

Евтушенко хотел было вернуться назад, доложить о нарушении, но передумал. На дежурство заступил желчный капитан Скурлов, вредный сплетник. Он обязательно разнесет дурную весть! Обойдется! «Нива» развернулась на узкой дороге и покатила по направлению к баракам, где обосновались охранники и вольнонаемные рабочие. Все помыслы прапорщика были сосредоточены на предстоящей рыбалке. Сегодня он обязательно поймает налима. Он уверен. У него доброе предчувствие.

– Сколько можно так сидеть?! Ноги затекли!

– Терпи, Степа! Шума дашь – цырики шмалять станут. А шмаляют они по ногам, понял?! Пробьют коленку, весь оставшийся срок будешь на одной ласте скакать!

Кощей негромко и зло засмеялся. Человек, которого звали Степа, не улыбнулся. Он пытался размять онемевшие пальцы ног. Сидеть на четвереньках. Тесный тамбур между фургоном полицейской машины и боковой дверью не предназначался для перевозки людей. Обычно здесь хранилось запасное колесо и прочий нехитрый водительский скарб. Заключенный Ершов, носящий кличку Кощей, и правда напоминал Кощея Бессмертного из детской сказки. Он отличался худобой, выделяющейся даже на фоне остальных заключенных. Скулы его были землистого оттенка, словно казематная пыль навеки въелась под кожу, а глаза прозрачные, как у наркомана на ломке. Он имел доступ в ремонтный отсек. Накануне вечером он разобрал стенку подле водительских дверей, умело закамуфлировал застенок дощатой фанерой, накидал грязной ветоши. Таким образом образовалось помещение высотой метр двадцать и глубиной в два метра. Нечто похожее используют иллюзионисты в своих фокусах. Люди сидели, тесно прижавшись друг к другу, от спертого запаха бензина и машинного масла мутило, но ждать оставалось недолго. После десяти утра машина отправится в жилой квартал, где обосновались охранники и вольнонаемные.

– Что станем делать, если водила залезет в фургон и почует неладное?! – нервничал Кощей.

– Стало быть, судьба у него такая… – широко улыбнулся старшина.