Империя ученых (Гибель древней империи. 2-е испр. изд.)

Перед нами прошли разные аспекты и этапы эволюции общественной жизни древнекитайской империи. При всем своеобразии материалов, рассматривавшихся в отдельных главах, они связаны общностью ряда тем, отражающей единство самого исторического процесса. Попытаемся, сопоставляя выводы каждой из глав, определить характер этого единства. Такая попытка предоставит нам возможность попутно оценить некоторые бытующие в синологии концепции социально-политического развития раннеимператорского Китая.

Наиболее примечательной чертой имперского порядка в Китае является особого рода двуединство его структуры и принципов организации. Речь идет о сосуществовании двух противоборствующих начал и тенденций в рамках единого целого. Такое двуединство, наблюдаемое во всех сферах и на всех уровнях общественной жизни империи, определило судьбу раннеимперской цивилизации в Китае.

Отмеченные особенности имперского строя запечатлены прежде всего в характере двух его основных страт – местного общества и государства – и во взаимоотношениях между ними. Мы говорим именно о местном обществе, ибо распространенное представление о деревенской общине как универсальной форме социальной организации в императорском Китае нуждается в существенных уточнениях.

Община не была главным объектом политики государства, стремившегося установить непосредственный личный контроль над населением. Эпоха древнекитайской империи, по единодушному мнению исследователей, была временем постоянно углублявшегося разложения общины вследствие поляризации крупных землевладельцев и массы зависимых крестьян, или, говоря словами ханьских современников, «высших семей» и «низших дворов». Этот процесс знаменовал собой возвышение «сильных домов» и складывание общества местной элиты. Будучи продуктом распада крестьянской общины, «сильные дома», однако, не преодолели рамки общинных институтов и принципиальную замкнутость патриархальной семьи.

По-видимому, многое предопределил здесь производственный уклад северокитайской деревни той эпохи, который обеспечивал доминирование магнатов, но не позволял им установить полный контроль над крестьянскими хозяйствами. Организация «сильных домов» носила скорее квазиобщинный характер; отношения эксплуатации оформлялись в ней в категориях семейной и общинной иерархии.

Японский историк М. Танигава называет эту пришедшую на смену сельской общине новую форму социальной организации «общиной сильных домов» или, точнее, общиной «самостоятельных мелких крестьян», подчиненных местному магнату. Этот термин не совсем удовлетворителен с методологической точки зрения и несколько односторонне отражает историческую действительность. Для периода централизованной империи предпочтительнее говорить о «местном обществе» с его отчетливой социальной стратификацией, сформировавшейся под влиянием торговой и ростовщической эксплуатации. Такой общности в источниках обычно соответствует термин «сян» – округ.

Неоднородность организации «сильных домов» – факт, оказавший громадное, быть может решающее, воздействие на общество и государство в императорском Китае. Им обусловлена поразительная противоречивость портрета местных магнатов, изображаемых одновременно столпами общества, милосердными вождями округи и антисоциальной силой, разбойниками и жестокими притеснителями простого народа. Ему же мы обязаны отсутствием в Китае юридически оформленной общегосударственной организации классов, корпоративных институтов, специфической городской культуры и в конечном счете самого понятия личности как индивида. Даже элита местного общества, несмотря на ее социальную и культурную гомогенность, не знала эффективного механизма разрешения конфликтов в своей среде, а социальное и классовое размежевание внутри «сильных домов» не мешало им выступать как одно целое по отношению к внешнему миру и не являлось препятствием для социальной мобильности.

Партикуляризм и «великое поравнение» людей – две нераздельные стороны жизни социума, члены которого никогда не равны, но равно обязаны другим. Отсюда же преимущественно ситуативный характер традиционных социальных терминов, их расплывчатость и взаимозаменяемость, которые проистекают, конечно, не от равнодушия или неведения историографов.

Все это – закономерное следствие фундаментальной общности различных категорий «подлого люда» и податного населения как единого эксплуатируемого класса и вместе с тем включенности эксплуататорских отношений в рамки псевдосемейной иерархической структуры. В итоге возвышение «сильных домов» не произвело социальной революции. Их уклад отображал, по существу, стадию незавершенного перехода от патриархального строя к обществу, структурируемому отношениями частной собственности. Oн являет картину общества в состоянии глубокой деформации, где наследие архаического социума соседствует с недостроенными фундаментами институтов новой исторической эпохи.