Империя ученых (Гибель древней империи. 2-е испр. изд.)

Между местным обществом и императорским государством наблюдается преемственность, выраженная скорее в категориях структурного подобия. Их объединяла «иерархически-поравнительная» структура, скрывавшая в обоих случаях эксплуататорскую и паразитическую природу правящей верхушки; патриархальный камуфляж «сильных домов» находил выражение в девизе имперской государственности – «вся Поднебесная – одна семья» – и в псевдоархаической трактовке императоров как божественных предков и дарителей жизни.

Освящая патриархальный авторитет, империя не могла не признать и господства могущественных кланов на местах. Собственно, в использовании местной элиты для обеспечения контроля над деревней и заключалась политическая стратегия ханьской династии – стратегия, охотно поддержанная провинциальными магнатами, которые без труда интегрировались в систему почетных рангов и завладели каналами отбора бюрократии. Быстрое возрождение имперского могущества после падения Ван Мана и реставрации ханьского дома – одно из многих тому доказательств.

Но преемственность структуры местного общества и империи не исключала противоречий между ними. Конфликт политической лояльности и семейного долга в глазах ханьских современников настолько же не допускал трагической развязки, насколько оставался неразрешимым. Имперские власти никогда не могли заручиться поддержкой всей верхушки локального общества. Наличие в ней контрэлиты, могущественных «коварных людей», не связанных с официальным режимом и угрожавших ему, – постоянная черта истории императорского Китая, отражавшая имманентные противоречия имперского порядка. Общей их предпосылкой являлась борьба различных страт и группировок господствующего класса за экономическое господство. Но многое было предопределено и известной нам исторической двойственностью ханьского общества, выливавшейся в столкновение альтернативных путей его эволюции.

Все сказанное выше дает основания вслед за Ф. Текеи, В.П. Илюшечкиным и другими исследователями считать китайскую деспотию продуктом исторически переходной стадии, хотя и растянувшейся на тысячелетия.

На это указывает и характерное для цивилизации императорского Китая переплетение прогрессивных тенденций – вытеснение мифологического сознания историческим (или квазиисторическим), уникальная для доиндустриальной эпохи рациональность государственного устройства, относительно развитая научная и техническая мысль, индивидуалистические мотивы в культуре и др. – с множеством «пережиточных» элементов, прежде всего архаической недифференцированностью сознания и анахронистской концепцией государства.

Разбив общинно-родовой строй, империя не создала столь же целостной социокультурной системы. Подлинный базис империи, сделавший возможным известную эмансипацию ее от общества, относился скорее к области хозяйственной экологии. Именно производственный фактор, опосредовавший отношения между обществом и государством в Китае, был действительной основой ритуалистической модели имперского социума, идеала «безмолвного единения» власти и стихии родовой жизни, составлявших стержень «мифа империи». Исторически переходный характер имперской цивилизации в Китае выразился, помимо прочего, в подавлении империей архаической мифологии при сохранении самого концепта ритуального процесса. Как историко-культурный феномен имперская организация воплощала рафинированный, редуцированный к самой идее символического действия ритуал, само условие существования мифа.

До сих пор мы ограничивались характеристикой древнекитайской империи в ее, так сказать, статистическом состоянии. Не менее важно рассмотреть факторы, определявшие динамику и ритм ее исторической эволюции.

Действие их также подчинено фундаментальному принципу двуединства имперского социума. Основная тенденция общественного развития в экономически ведущих районах ханьского Китая представлена ростом крупного землевладения, распадом общины и закабалением крестьянства, неразрывно связанных с развитием торгового капитала и денежной экономики. На базе этих процессов сложилась верхушка местного общества – опора имперского правления. Те же процессы определили состав и характер бюрократии, которая к позднеханьскому времени превратилась в непосредственное продолжение провинциальной элиты. Бюрократический аппарат вбирал в себя наиболее преуспевавших влиятельных лиц среди местных магнатов, деньги и власть практически слились воедино.

Однако консолидация ханьского режима на основе смычки местной элиты и центральной власти одновременно подготавливала почву для кризиса. Сращивание бюрократии с земельной и торговой верхушкой делало ее косной и неуправляемой силой, преследующей свои корыстные интересы. Усиление всех форм эксплуатации – рентной, налоговой, торговой, ростовщической – подрывало фискальную базу империи и стимулировало престижное потребление на фоне все расширявшегося разрыва между богатыми и бедными.