Империя ученых (Гибель древней империи. 2-е испр. изд.)

Слава и позор подобны страху. Знатность подобна великому несчастью в жизни. Что значит слава и позор подобны страху? Это значит, что нижестоящие люди приобретают славу со страхом и теряют ее тоже со страхом. Что значит знатность подобна великому несчастью в жизни? Это значит, что я имею великое несчастье, потому что я дорожу самим собой. Когда я не буду дорожить самим собой, тогда у меня не будет и несчастья. Поэтому знатный, самоотверженно служа людям, может жить среди них. Гуманный, самоотверженно служа людям, может находиться среди них.

«Дао-дэ цзин»

Таким образом, политика в обществе провинциальных магнатов – арена борьбы за первенство, где каждый должен сам постоять за себя и где отсутствует эффективный механизм устранения соперничества и розни. Это не значит, конечно, что антагонизм в кругах местной элиты был вовсе непреодолим – в конце концов у предводителей «сильных домов» было много общего между собой. Но едва ли не единственным, хотя и чрезвычайно гибким, средством налаживания сотрудничества были узы брака. Показательный эпизод содержится в биографии позднеханьского деятеля Лю Фана, где сказано, что Лю Фан враждовал с несколькими чиновниками, в том числе со своим земляком Тянь Юем. Впоследствии, записано далее, «Тянь помирился и связал себя брачными узами с семьей Лю Фана» [Саньго чжи, цз. 14, с. 38а]. Известно, что во II в. по крайней мере три из пяти крупнейших кланов Сянъяна были породнены между собой [Яно, 1976, с. 107]. Брачными узами были связаны и наиболее могущественные кланы Наньяна.

Однако не следует переоценивать эффективность брачных связей, не устранявших объективных причин соперничества и конфликтов. Любопытное тому свидетельство – деятельность Чжао Гуанханя на посту правителя Инчуани в 73 г. до н. э. До его назначения на эту должность могущественные кланы области были породнены друг с другом и сообща оказывали давление на администрацию. С помощью подложных писем и клеветнических слухов Чжао Гуанхань быстро рассорил местных магнатов, впредь отказавшихся заключать друг с другом брачные союзы [Хань шу, цз. 76, с. 2а]. Тактика Чжао Гуанханя, надо сказать, типична для ханьской бюрократии, действовавшей по принципу «разделяй и властвуй». Нередко провинциальные правители намеренно приближали к себе одних магнатов и отстраняли других, натравливая соперничавшие фракции друг на друга (см. [Хань шу, цз. 83, с. 12б-13а, цз. 90, с. 14а]).

Единство, таящее в себе семена раздоров, вражда, готовая смениться согласием, – таковы два аспекта политики в местном обществе, две стороны единого целого. Локальные лидеры – всегда друзья-враги в отношениях между собой. Надо полагать, конфуцианская ученость потому и была столь охотно воспринята провинциальной элитой, что она предоставила ей некие «объективные» критерии престижа, отсутствовавшие в ее обществе. Но заслуживает внимания не само наличие единства и вражды в обществе местной элиты, а соединение именно крайностей кровной вражды и кровного союза. В этом, несомненно, отобразились отмеченные выше гомогенность и разобщенность местной элиты. Подобная форма регулирования общественных отношений, определявшая статус в категориях клановой организации, являлась наследием родового строя. Однако в условиях имперской государственности этот реликт архаической эпохи был в значительной мере заслонен идеалами и ценностями традиции ученых-чиновников, составлявших правящую верхушку империи.

Двойственный характер отношений внутри местной элиты полезно сопоставить с отношением к ней имперской бюрократии, которое по-своему тоже отмечено печатью врожденной двойственности. Хотя официально «сильные дома» отнюдь не были в чести у администрации, в действительности они имели ряд преимуществ, позволявших им легко интегрироваться в бюрократическую систему. Богатство открывало местным магнатам двери в чиновничьи канцелярии, а низкие ставки поземельного налога позволяли им наживаться за счет эксплуатации арендаторов-издольщиков. «Милосердие государя не проникает всюду, оно распространяется только на властных и сильных», – замечал по этому поводу позднеханьский историк Сюнь Юэ [Хань цзи, цз. 7, с. 3а-б].