Серые стены с множеством надписей и рисунков — все неприличные, освещение скудное, какие-то люди, грязный унитаз без сидушки, рядом с ним на полочке рулон туалетной бумаги…
Пока он глазел по сторонам, память медленно возвращалась. В панцере — «Соколе» — его привезли в милицейский участок, то есть на «Базу». Затем у командира экипажа затрещала рация, кто-то поинтересовался, где этого мудака-лейтенанта носит, почему на улицах пусто. Потребовав, чтобы захват блондинчика записали на него, лейтенант удалился — его бронированная «пташка», стирая покрышки об асфальт, резво умчалась по вызову. Ивана же — представителя золотой молодежи! — пинком под зад втолкнули в камеру.
Здесь, за решеткой, не было союзников, зато хватало персов. Более или менее придя в себя, Иван сразу это понял. Он знал, что все персы — грязные и неполноценные, и что они злобливы и завистливы. Он с десяток раз перечитывал файл Министерства здравоохранения «О перспективах развития персонала».
Обхватив голову руками, возле унитаза на корточках сидел мужчина в оранжевом комбинезоне экологической службы. Он шумно дышал, и на выдохе от него муторно несло кислым перегаром — накануне, похоже, хлестал эколог отнюдь не шампанское. На топчане напротив сутулый бородатый старик вдруг закашлялся, прикрыв платком рот. Кашель был таким сильным, что старика прямо всего трясло. Иван брезгливо отвернулся, заметив на платке алые пятна.
— Вам полегчало? — Его за локоть тронула немолодая уже женщина в бледно-зеленом комбинезоне уборщицы.
Наверное, недавно она мыла полы, а теперь вот хватает Ивана. Он так шарахнулся от нее, что заныл бок.
— Вы бы не делали резких движений. — На морщинистом лице женщины навечно застыло участливое выражение. — Кровотечение я остановила. Но надо обязательно показаться доктору.
Кровотечение?..
Ах да, его же ранили! Все так завертелось, что даже не было возможности… Комбинезон прострелен, компенсаторы вокруг пулевого отверстия пропитались кровью. Иван потянул бегунок «молнии» вниз. Сквозная рана с двух сторон была чем-то залеплена, какой-то пастой.
— Вам повезло, что тут оказалась бумага. Я пережевала ее и… — Женщина замолчала, заметив, что Иван скривился, а потом опять заговорила: — Мы так в лагере делали. Врача у нас не было, а производство травмоопасное… Меня в Москву перевели в качестве поощрения, как самую лучшую. А тут мой начальник, он же мне в дети годится, стал предложения неприличные делать, а я…
Она продолжала нести бред про какой-то лагерь и какие-то свои сексуальные фантазии, но Иван не слушал. Он боролся с желанием выковырять из себя бумажные пробки и не делал этого лишь потому, что понимал — без них он истек бы кровью, женщина спасла ему жизнь. По совести, ее находчивость достойна восхищения. Значит ли это, что персы не такие уж ограниченные? Да и злобным поступок женщины никак не назовешь…
Из состояния задумчивости его вывел рык взъерошенного милиционера:
— Всем отойти от двери! Или открою огонь на поражение!
Во-первых, у двери никого не было. Во-вторых, открыть огонь на поражение резиновой дубинкой крайне сложно, а иного оружия у взъерошенного не было. Иван собрался указать служителю закона на эти несуразности, но в последний момент передумал.
Щелкнул замок, решетчатая дверь со скрипом открылась.
— Давайте сюда эту суку! — опять брызнул слюной милиционер.
Его коллеги, двое громил, притащили паренька в черном комбезе из искусственной кожи, с капюшоном — таком же модном в этом сезоне среди молодежи, как и прикид Ивана. Парню заломили руки так, что лицом он едва не касался пола. И напрасно его пнули под зад — стоило лишь отпустить, сам ввалился бы в камеру. А так он пролетел через все помещение и врезался головой в грудь эколога. Оттолкнув новичка, тот навис над унитазом. В камере резче запахло перегаром.
Следом швырнули какую-то палку. Скрип петель, щелчок замка. Троица удалилась.
— Извини, братан. — Новичок, а был он примерно одного с Иваном возраста, похлопал эколога по спине.
Хоть русые волосы парень коротко стриг, было заметно, что они вьются. Лицо его покрывали мелкие шрамики, будто кожу пинцетом пощипали. Заметно хромая — припадая на правую ногу, — он поднял палку, довольно длинную, вроде бы телескопическую, и, опираясь на нее, подошел к топчану.
— Извини, отец, потесню маленько. — Хромой присел рядом с дедом, который встретил его очередным приступом кашля.
Палка — это трость, понял Иван. А еще у персов бывают костыли и кресла на колесах, он об этом читал.
— Хрена ты на меня уставился? — Новичок поймал его взгляд. — Я тебе чего — порносайт с телочками? Или тебе мужики нравятся?
Жуков-младший, который никогда раньше не видел инвалидов, отвернулся. Ему здесь не место. Он попал сюда по ошибке. Надо выбираться. Подойдя к решетке, прижался к ней сначала одной щекой, потом второй. Если левую половину лица вдавить в прутья, взгляд упирается в дверь в конце коридора. На двери табличка, что там написано — не разобрать, далеко. А вот если правую — видно большую, в половину стены, телевизионную панель в холле, где собрались милиционеры.