Империя знаков

За месяц до выхода Империи знаков в Швейцарии в Париже в издательстве Seuil выходит S/Z [76]. В следующем году (1971) выходит Сад. Фурье. Лойола [77]. Над всеми тремя книгами Барт работает одновременно в конце шестидесятых, между всеми тремя книгами есть пересечения явные и неявные. Очевидно, что все они состоят из небольших именованных главок-фрагментов, это своего рода «нарезки» [78]. Дробность и фрагментарность, «нарезочность» присущи бартезианской кухне: почти все книги Барта обыгрывают технику «нарезки», а курсы в Коллеж де Франс обосновывают этот рецепт как «метод» и «порядок беспорядка». В случае ИЗ фрагментированность как будто бы приобретает дополнительный оттенок, вступая в перекличку с известными на Западе примерами фрагментарного письма из японской классики (вспомним произведения в жанре дзуйхицу: Записки у изголовья Сэй-Сёнагон или Записки на досуге Кэнко-хоси / Ёсиды Канэёси). Может сложиться впечатление, что Барт учитывает этот японский опыт / способ фрагментарного письма «вслед за кистью», при котором запись не вторична по отношению к мысли, а наоборот (и в котором оттого есть что-то счастливо-привольно-акынское: «что вижу – то пою», вернее – «что придет в голову, то и запишу»), однако доказательств того, что Барт был знаком с указанными японскими источниками, у нас нет. Французский перевод Записок у изголовья, выполненный Андре Божаром, вышел в 1966 году, а перевод Ёсиды Кэнко – в 1987 (переводчики – Шарль Гросбуа и Ёсида Томико). Тем не менее у Империи знаков и у японских дзуйхицу есть ряд общих черт: эссеизм и лиризм, меткость и точность наблюдения, полет ассоциаций, сочетание конкретно-исторического с мифом, личный взгляд и апелляция к общекультурному, наконец, серьезность подхода и легкая небрежность на грани с необязательностью и анекдотичностью.

«Японский текст» был знаком Барту и до Японии, до его путешествия-письма. Что, разумеется, не отменяет главного источника ИЗ. Сама Япония стала для Барта местом письма, она его очаровала, поразила неметафорически. А поразил ли Барт Японию в 1966 году? Его доклады о литературной критике, о мифологиях, как они прозвучали для японцев наряду с выступлениями других заезжих «звезд», тех же Фуко, Лакана, Деррида…? Можно сказать одно: в отличие от действительно «прогремевших» в Японии Деррида, Лакана и Фуко, Барт «греметь» и не собирался. При этом, в отличие от упомянутых коллег, он единственный, кто посвятил Японии отдельную, по собственному выражению «абсолютно удачную (счастливую)» [79] и при этом весьма кропотливую книгу. Причина в том, что «японская вещь» (выражение Лакана) не оставляла Барта уже с 1950-х годов: именно тогда, по всей видимости, к нему в руки попала книга хайку На японских устах [80] в переводе Кику Ямата. Здесь еще одна биографема: эта редкое издание, предположительно, досталось Барту от второго мужа его бабушки по материнской линии, Луи Ревелена (Louis Révelin), известного социалиста и профессора философии, завсегдатая салона «Пантеон», где бывал также Поль Валери, друг Кику Ямата и автор предисловия к этой книге [81].