Империус (ЛП)

Ей так часто прежде приходилось произносить эти слова. Поведет ли она себя, как лицемерка, не давая возможности другим примерить это утверждение на себя?

Она с трудом сглотнула и подняла взгляд.

Она посмотрела в зеленые глаза Гарри Поттера, на растрепанные рыжие волосы Рона, на бледное лицо Гермионы и, наконец, на серого волка, которым временно был мужчина, которого она любила; его золотые глаза встретились с ее, и в его взгляде она прочитала поддержку и понимание.

Он знал, что она собиралась сказать, и он был согласен.

А большего ей и не требовалось.

- Итак, - тихо произнесла она. – Меня уже тошнит от ожидания. Кто со мной попытается отвоевать это заведение?

Им не нужно было даже отвечать. Три улыбки и довольные лица, полные решимости вперемешку со страхом, стали ответом сами по себе.

Тонкс тоже улыбнулась им, практически инстинктивно касаясь грубой шерсти на шее Римуса, который в знак согласия вилял хвостом.

- Что ж, - добавила она. – Тогда чего мы ждем?

========== Глава 40. В клетке. ==========

Кошмар из металла, камня и крови. Его кошмар. Вот что представлял собой уровень один.

Римус помнил, как в детстве услышал об Институте бешенства в форме ядовитой угрозы из уст злобной секретарши отдела Регистрации оборотней. «Будешь вести себя плохо, и именно туда тебя и отправят, - едко прошептала она, - и запрут в клетке, как и подобает такому животному, как ты». Его мать устроила скандал, когда поняла, что сказала та женщина, однако слишком поздно: эта мысль прочно засела в его мозгу и пустила корни, и за исключением опасных заклинаний, позволяющих модифицировать память, ничто не могло избавить Римуса от нее. Воображение ребенка – мощный инструмент, и, будучи лишенным компании сверстников ввиду своего состояния, Римус эксплуатировал свое воображение на полную катушку, чтобы восполнить недостаток общения. Но отголоски тех жестоких слов обратили его воображение против него, заставляя представлять себе не детские игры, а темные помещения с решетками и цепями, с кровью и злыми людьми с хлыстами и палочками, с рядами клеток, в одной из которых его и оставят гнить вдали от семьи, навсегда лишенным свободы.

Несколько недель минуло с того инцидента, прежде чем он снова смог спокойно спать по ночам.

Прошло уже более тридцати лет с тех долгих и жутких ночей, но неподдельный детский ужас вернулся в волчье тело Римуса, когда его кошмары обрели реальность у него на глазах.

Здесь воняло кровью. Длинное узкое темное помещение, по сути представлявшее собой огромный коридор, простиравшийся в оба конца и заканчивающийся поворотами примерно в двадцати метрах от них. Но это был не простой коридор, о чем свидетельствовали каменные постаменты, размещенные с интервалом в три метра, на каждом из которых находилась клетка, удерживаемая на месте сетью цепей, прикованных к стенам и полу. Тусклое освещение не могло скрыть красно-бурых пятен – старых и пугающе-свежих – которыми были покрыты стены и мощенный каменными плитами пол. Несмотря на явные попытки удалить более старые пятна, некоторые выглядели так, словно просто не желали исчезать.

Старые пятна, должно быть, появились еще до изобретения волчьего противоядия. Но и причина появления новых не вызывала сомнения.

Большинство клеток были заняты, и их обитателей никак нельзя было назвать спокойными.

Воздух горел от их криков, от рыка и щелканья зубами, от полного страданий воя; клетки раскачивались и елозили по постаментам от сильнейших ударов лап по металлу, по решеткам, когда пребывающие в ярости оборотни бились внутри под влиянием полной луны. Возможно, если бы все они находились в изолированных помещениях, выпитые ранее в течение недели порции волчьего противоядия позволили бы им сохранять относительное спокойствие. Но они не были одни; они находились практически на расстоянии вытянутой лапы друг от друга, и запах людей – патрулирующих помещение пожирателей смерти и новоприбывших – разносящийся по коридору подобно огню в сухом кустарнике, не давал их человеческим разумам хоть сколько-то возвыситься над животной яростью. Если бы их клетки были больше, если бы у них было что-то – что угодно – помимо несокрушимых решеток и их самих, на что они могли бы направить свой гнев…

Но, к сожалению…

Оборотни института буквально рвали самих себя на куски.

И, кроме как молиться за то, чтобы все они каким-то чудом пережили ночь, Римус ничем не мог им помочь.

Он чувствовал, как человеческая ярость поднимается в его волчьем теле. Дольф заплатит за это. Пусть молится, чтобы…

Кто-то нежно коснулся его затылка и, поглаживая его шерсть успокаивающими круговыми движениями, тихо прошептал на ухо:

- Ты рычишь. – Голос Тонкс был едва слышим за общим воем и грохотом; она присела рядом с ним, сокрытая в тени и под дезиллюминирующим заклинанием. Они прятались за оказавшейся пустой клеткой у самого входа в мрачное помещение. Своим обостренным обонянием Римус ощущал исходящий от ее кожи запах страха, гнева и решимости. – Я знаю, что ты чувствуешь, но…