Имперская жена

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Кажется, ее заблуждение было мне на руку. Я подняла голову:

— Кому поверить?

Она вновь хмыкнула и покачала головой:

— Этой жирной лживой свинье!

Я постаралась улыбнуться:

— Марку Мателлину?

Она не удивилась моей осведомленности, лишь растерянно кивала. Казалось, она была в шоке. Я тоже кивнула, стараясь подыграть:

— Отвратительный господин.

Та подняла глаза:

— Он заверил меня, что ты законная жена! Подумать только! И что мне теперь с тобой делать?

Я сглотнула, не решаясь предложить отпустить меня. Что-то подсказывало, что этот вариант она даже не рассматривала. Наконец, незнакомка поднялась:

— Ты должна исчезнуть.

Я похолодела, попятилась:

— Куда? В чем я виновата? Отпустите меня, и я никому ничего не скажу.

Она покачала головой:

— Конечно, не скажешь. Никому и ничего…

Едва ли можно было выразиться точнее — она не намеревалась оставлять меня в живых. Я смотрела на нее, перевела взгляд на лежащую рядом комом накидку. Мы одного роста… Но едва ли получится справиться с ней так же просто, как с тощей лигуркой. Но терять мне, кажется, уже нечего. Я шарила глазами, стараясь найти что-то подходящее, чтобы ударить — лаанский светильник на тонкой витой ножке. Вдруг послышался щелчок двери, незнакомка вскочила, и ее лицо смертельно побледнело.

71

Я проследила ее взгляд. Наверное, я тоже побледнела.

Вживую глаз Опира Мателлина казался еще неподвижнее, еще мертвее. От его присутствия будто повеяло холодом. Мателлин застыл в дверном проеме. Совсем такой же, каким я видела его в книжной проекции.

Незнакомка будто очнулась, склонила голову в знак почтения:

— Отец…

Отец… Значит, одна из его дочерей. Кажется, их у него пять. Но я в них не всматривалась. Как видно, зря. Не пришлось бы теряться в догадках. Опир стоял молча, закаменев. Не сводил с дочери глаз. Наконец, покачал головой, и мне в этом едва заметном жесте почудилась горечь:

— Ирия… — Он посмотрел на меня, вновь на дочь: — Ты идиотка.

Та не прониклась. Выпрямилась, гордо задрала голову:

— Я должна была убедиться. Жаль, вам не понять…

— Закрой рот!

Ирия осеклась, но вся ее поза выражала неприкрытый вызов. Опир Мателлин сделал несколько шагов вперед. Размеренных, тяжелых. Кивнул на меня:

— Как она попала сюда?

Ирия вскинула голову еще выше, но Опир тут же выставил ладонь с растопыренными длинными пальцами:

— Молчи.

Он подошел почти вплотную к дочери. Бледный, напряженный, жесткий, будто высеченный из камня. Мертвый глаз лишь усугублял эту каменную неподвижность. Он пристально смотрел в ее лицо. Вдруг занес руку и ударил по щеке. Я сама вздрогнула от сильного хлесткого звука.

Ирия согнулась, прижимая ладонь к лицу, но даже не вскрикнула. Наконец, она выпрямилась:

— Может, вы и правы, отец, но вам не понять. Вы не женщина.

Он вновь ударил ее:

— Глупость не знает пола!

Ирия снова сжалась, развернулась. Я получила возможность увидеть ее лицо. Оно будто светилось. А лихорадочно, нездорово искрящиеся кристальные глаза лишь усиливали это ощущение. Она кивнула, будто делала одолжение:

— Ладно… Пусть. Но вы только и делаете, что обещаете. Или вы впрямь верили этому оборотню, Максиму Теналу? Я — уже нет! — Она ломано истерично расхохоталась: — Я сыта обещаниями, отец! Я хочу жить, а не ждать. Надоело!

Он снова ударил, но третий удар уже не производил такого впечатления. Казалось, Опир гонял надоедливую муху, которая облюбовала лицо его дочери. Взгляд здорового глаза метнулся на меня, потом снова скользнул по Ирие.

— Как ты посмела, не разобравшись?

Та удовлетворенно улыбнулась:

— Я уже разобралась, отец. Можете быть спокойны. — Она покосилась на меня: — Просто подстилка… Ничего больше. Как появилась, так и исчезнет.

Лицо Опира буквально перекосило кислой гримасой. Лишь калечный глаз таращился инородным телом. Вдруг вся эта желчь будто оползла, изгибая дугой линию поджатых губ.

— Рэй Тенал уже просил Императора подключить имперскую гвардию к поиску своей жены.

Ирия хохотнула:

— Своей жены… Перестаньте, отец — я все осмотрела. На ней ни единой отметины.

На этот раз тот сдержался, не ударил. Лишь покачал головой, задумавшись:

— Снова дура. — Он, будто сраженный усталостью, опустился на мягкий табурет. — Ты непозволительно наследила в Котловане. Ты приволокла ее сюда… Разумеется, с Теневой стороны… Наплевав на осторожность… Наплевав на все! О чем ты думала? Я взвешивал каждый шаг. Каждый вздох! Каждое слово! И по твоей глупости, — он развел руками, закатил глаз куда-то к потолку, — все вот это может рухнуть, если Император сунет сюда хотя бы кончик своего носа. И тогда ты можешь забыть обо всем, к чему так привыкла. И ты, и твои сестры. Кольеры уплывут, и ты не увидишь ни четверти геллера. А все здесь раздерут на куски безродные шавки. Ты могла своей глупостью разрушить годы моего труда. — Он вновь покачал головой: — Ведь ты никогда не была дурой, Ирия… Как ты могла все это устроить?

Она выпрямилась: