Имперские истории

Рифма слабенькая, стишок пошлый, грубый, к тому же совершенно бессмысленный. Кем этот Бертран при жизни был: уважающим себя разбойником или сумасшедшим побирушкой? Кто же кафтан и сюртук одновременно носит? А прятки тут при нем, тем более ночью? Разве по ночам детишки шалят? Нет, детки спят, свернувшись калачиком и пуская слюнки. Ночь – время взрослых оболтусов: кто в спальни чужих женщин лазит, кто ворует да грабит, а самые занудные из поганой людской породы напьются, как околоточный, и давай творить всякое безобразие: кисти махрить, струны терзать да из башки дурной завихрастые мыслишки на бумажонку выплескивать. Как будто у всех остальных делов других нет, живут только для того, чтобы над очередным трактатиком иль похабной песенкой головенку поломать, притом похабной не столько из-за свинского и скудного на мысли содержания, сколько из-за убогости формы. А как спросишь такого вот «творца», о чем, дескать, бессмертное произведение твое? Он напыжится, щеки раздует, как бобер, корой объевшийся, глазенки мутные выпучит, а потом вдруг и ляпнет: «О жизни». Так и хочется ему вслед добавить: «…которой я не видел и не знаю!», а потом под зад коленкой, раза два-три, чтоб сидеть подольше не мог!

Вон эту песенку веселенькую какая-то пьянь балаганная придумала: смысла нет, от слов тошнит, мотивчик простенький, трехаккордный, а ведь кому-то такое убожество нравится! Ко мне тоже прилипла, спасу нет! Жаль, рифмоплет-струнотерзатель лет уж двести, как спился, а то нашел бы паршивца да отходил бы вожжами по голым пяткам, вусмерть отходил бы!

Небо над лесом было на удивление черным, ярко светили звезды и кособокий овал луны. Перевернутая карета на обочине; множество конских и людских следов на дороге; оторванные лоскуты материи; несколько погнутых стальных пластин, бывших недавно частями доспехов, и кровь, много крови – явные признаки разыгравшейся несколько часов назад трагедии.

Бесцветное, почти прозрачное облако облетело кругом место стычки путников со стражей и застыло возле дерева, на толстых ветках которого мерно раскачивались плоды кровавой жатвы: пять изуродованных трупов. Крайний справа за неимением головы был подвешен за руки.

Ага, традиционное человеческое украшение – висельники обыкновенные, свежачки, правда, слегка подпорченные. Ну, ничего, праздника вскорости вроде бы нет, так что к качеству игрушек-повисушек придираться не стоит, изготовлены наспех из того, что под руку подвернулось. Посмотрим, посмотрим, кем были при жизни последователи легендарного Бертрана?