Имперские истории

Однако отъехать отряду далеко не удалось, из-за поворота дороги прямо на них вылетели трое всадников. Они были с оружием и в доспехах, на плече каждого была вышита вызывающая с точки зрения имперской геральдики эмблема сокол, подлетающий к солнцу. Изображать на гербах небесное светило, символ имперской власти, не могли даже вельможи, – состоящие в близком родстве с Императором. Но почему-то род Карволов вот уже более двухсот лет игнорировал это правило, дерзко ссылаясь на то, что это вовсе не солнце, а очень яркая луна.

– Кто старший, крысы казенные?! – выкрикнул самый молодой и несдержанный на язык графский вассал.

Двое других медленно достали из ножен оружие и застыли в угрожающих позах. Артур удрученно покачал головой. По мнению бывалого пирата, вести себя так было чрезвычайно неосмотрительно, в особенности на пустынной лесной дороге и когда на стороне оппонента почти четырехкратный перевес.

– Закрой пасть, сопляк, не видишь, что ли, перед тобой стража герцога! Прочь с дороги! – Сержант явно не собирался церемониться и вступать в утомительные дебаты на тему, чей это лес и кто в нем имеет больше прав.

Легкий взмах руки командира, и стражники, все как один, обнажили мечи. Флейта настойчиво потянула за руку Артура и недвусмысленно покосилась на лес, но пират отрицательно покачал головой. Бежать было невозможно: перевернутая набок карета заграждала кратчайший путь, а пока путники ее обегали бы, всадники успели бы зарубить их. Нечего и говорить, что при данных обстоятельствах не только бегство, но и любое резкое движение было бы неправильно истолковано вооруженными людьми. Даже вспыльчивый гном сидел на земле и не решался подняться. Они могли только ждать, тем более что исход схватки не вызывал сомнений.

– Здесь я закон! – ехидно ухмыльнулся молодой наемник, преградив стражникам путь. – Вы не в городе, олухи, а в лесу, принадлежащем графу Карволу. Хозяин не любит, когда по его владениям мотается всякий сброд, да еще занимается грабежом. – Юноша кивнул в сторону перевернутой кареты. – Что, стало скучно за крепостной стеной сидеть, решили на чужих землях слегка поразвлечься?!

– Я слуга герцога, выполняю его приказы, и отчитываться тоже только перед ним буду. А ты, молокосос, мне надоел. Давай сюда меч, поедешь с нами, в тюрьму. Именем герцога, я арестовываю тебя за оскорбление властей!

– Нужен мой меч? На, возьми. – Молодой наемник как ни в чем не бывало пожал плечами, протянул сержанту крестовиной вперед меч, а потом быстро подкинул его в воздухе, ловко перехватил у основания и метнул в сержанта.

Острое лезвие вонзилось в горло всего в сантиметре над верхними звеньями кольчуги. Тело командира отряда упало на землю, стражники растерянно переглянулись, а затем кинулись в бой.

– Вот теперь пора! – крикнул Артур и, прихрамывая, бросился к лесу.

Флейта тоже поспешила спрыгнуть в придорожный овраг, и только Пархавиэль продолжал сидеть и отрешенно наблюдать за ходом ожесточенной схватки. Голова гнома раскалывалась, в ушах блуждали гулкие шумы, а очертания предметов расплывались перед глазами. Зингершульцо казалось, что на лесном пятачке сражается целый кавалерийский полк, гном хотел подняться, но не мог решить, к какой из трех карет бежать. В конце концов, осознав, что тянуть с отступлением больше нельзя, Пархавиэль перевернулся на четвереньки и, волоча по земле выпирающий живот, пополз в сторону крайней левой кареты. Это решение было принято наугад, только потому, что до левой кареты гному показалось намного ближе. Умудрившись каким-то чудом проползти сквозь карету и ни разу не стукнуться лбом о стволы пляшущих перед глазами деревьев, Зингершульцо дополз до края оврага и кубарем свалился вниз, где и потерял сознание среди смеющихся над ним лопухов и грибов размером с собаку.

Эльфийских заговорщиков почему-то не удивило, что их командир в очередной раз оказался прав. В сером, мрачном особняке имперской разведки, по странной прихоти городских властей находившемся не на окраине города возле тюрьмы, а между дворцом герцога и театром, дежурило не более десяти человек. Свет горел лишь в окнах первого этажа и третьего, где располагались аскетические по меркам столичной, да и местной знати апартаменты полковника Фонжеро.