Имперские ведьмы

Никогда еще аналитическому отделу не приходилось перерабатывать такой массив оккультной литературы, и никогда прежде работа не приносила столь ничтожных результатов. Зато экспериментаторы преуспели весьма. Через специальный кессон в зал поместили переговорщика. Каторжник, которого в виде исключения держал на поводке не лорд-капитан Ногатых, а сотрудник куда более доверенный. Использовать механизмы, радиопередатчики и динамики князь-полковник Мелоу посчитал излишним. Незачем предоставлять в распоряжение пленницы технику, которую она неведомо как станет использовать. Во время опыта полуторастолетней давности камера была напичкана всевозможной техникой, однако это совершенно не помогло сотрудникам той лаборатории. Торпедники общались с людьми через пленного пилота, точно так же собирался действовать и Мелоу. Результат вновь оказался не вполне таким, какой ожидали, но все же вполне приемлемым. Поводок, на котором держали смертника, был немедленно сорван и столь же мгновенно накинут на доверенного сквайр-лейтенанта, хотя последний находился далеко за пределами системы, где происходили опыты. Несчастный сквайр забился в падучей, требуя, чтобы торпеда была срочно отпущена на волю.

— Свободу необходимо заслужить, — продиктовал Мирзой-бек.

Слова эти были переданы как рвущемуся из рук охраны сквайр-лейтенанту, так и каторжнику, ожидающему гибели от рук девицы, вновь обратившейся в торпеду. Каторжник, еще не знающий, что поводок с него снят, послушно прокричал слова командующего, а затем изумленно сообщил:

— Она спрашивает: «Чем заслужить?»

— Прежде всего, прекратить бессмысленные метания и убийства, а начать разговаривать, — поставил первое условие Мирзой-бек.

Свечение погасло, девица вновь обнаружилась на металлическом помосте. Выражение ее лица не обещало ничего хорошего, но освобожденный каторжник все еще был жив и даже передал слова не издавшей ни единого звука пленницы:

— Она спрашивает: «Что дальше?»

Процесс пошел. Мирзой-бек наконец смог говорить, и его слушали, хотя не верили ни единому слову и не соглашались ни с одним предложением. Покуда не соглашались… Как известно, если женщина говорит «нет», это значит, что она хочет покапризничать, прежде чем сказать «да». Мирзой-бек не мог похвастаться слишком большой популярностью у женщин, но эту несложную истину он знал.

ГЛАВА 21

К гранд-майору Кальве явился посетитель. Вообще, во времена полноценной жизни, Кальве был мужиком компанейским, даром что гранд, но любил выпить под проникновенную беседу и в картишки мог перекинуться, исключительно в коммерческие игры, аристократией презираемые. Впрочем, игра и проникновенные беседы всегда бывали аккуратны, ибо сам Кальве и его собеседники минуты бы не задержались донести на собутыльника, сболтни он хоть что-то достойное доноса. Так что приятели у Кальве были, а друзей не было, и некому оказалось навещать болящего в его комфортабельной палате. И на этот раз его навестил не друг, а прямой и непосредственный начальник. Князь-полковник Канн, формально возглавивший Особый отдел, но оставшийся бессловесным исполнителем воли Мирзой-бека. Бывают такие люди, которые остаются исполнителями, как бы высоко они ни поднялись по служебной лестнице. Они грамотны, компетентны, толковы, но совершенно безынициативны. В науке такой деятель, даже защитивший докторскую диссертацию, фактически остается лаборантом при бывшем научном руководителе, в политике — референтом, а двинувшись по части военно-административной, становится вечным замом. Стать начальником Особого отдела полковник Канн смог только потому, что Мирзой-бек желал по-прежнему контролировать работу спецслужб.

И вот этот самый вечный зам явился в больничную палату проведать бывшего подчиненного.

Палата для высшего командного состава — это не солдатский лазарет, где койки громоздятся едва ли не в два этажа. Тут не приходится сидеть на табуреточке возле изголовья и прятать принесенный грейпфрут в тумбочку. Князь-полковник Канн удобно развалился в кресле, кинул благожелательный взор на Кальве, который, скорчившись, сидел на диване.

— Скорбим? — произнес Канн.

Кальве ничего не ответил. За последний месяц от него не сумели добиться ни единого слова, никакой реакции на окружающее. Впрочем, жестких методов к гранд-майору и не применяли. Кальве целыми днями сидел на диване и изредка постанывал. Членораздельных звуков добиться от него не удавалось.

— У царя Мидаса — ослиные уши, — продолжил беседу князь-полковник.