Имперские войны

– Отлично! – порадовался Черепанов. – Напиши ей – и мы отправим письмо по императорской почте с особым гонцом. Через две недели оно будет доставлено, а там уж – как получится. Думаю, месяца через два…

Получилось даже быстрее. Ответ пришел… Вернее, проявился уже через семь недель. Как раз за три дня до даты, назначенной Коршуновым для разрешения их спора с лидером армянских катафрактариев Меружаном. И это очень хорошо, что раньше, потому что посланцу Луция Септимия Одената совсем не стоило знать о том, что персидские катафракты, которых надлежало вернуть их царю вместе со всеми их побрякушками, давно увезены из Сирии и распродаются понемногу на рынках Киликии и Азии[170]. А их замечательные доспехи уже подогнаны под внушительные торсы германских варваров Коршунова.

Глава девятнадцатая Лагерь Первого Германского легиона. Проверка на вшивость

День обещал быть жарким. Очень жарким. Утро тоже не подкачало. Пот по лицу – струйками. Подшлемник – хоть выжимай. А ведь на шлеме Коршунова – белый шерстяной кокон. Каково же его германцам, чье парфянское глухое железо уже четверть часа калится на утреннем солнце?

Армянам легче. У них – открытые шлемы. Хилый ветерок хоть как-то кожу охлаждает…

– Ну и жарища, – вздыхает Алексей. Косится на Агилмунда. Место примипила – в строю. Позади строя. Рядом с Орлом-Аквилой и трубачом. Сейчас брат-гот отступил от этого правила, остался в стороне. Управлять его катафрактариями будет инструктор-перс. Он справится лучше, а под закрытым шлемом всё равно не разглядишь, кто там командует.

– Да, – соглашается Агилмунд. – Немного снега не помешало бы.

– Не перегрелись бы наши на солнышке, – беспокоится Коршунов.

Агилмунд ухмыляется.

– Вут, – говорит он. – Вут, Священная Ярость Вотана кипит в них! Что им солнце?

Они говорят по-готски. Коршунов очень хорошо говорит по-готски, но мыслить по-готски так и не научился. Опять по себе меряет. А варвары – это другая порода. Жара, холод… Какая на хрен разница, если сейчас начнется драка?

– Красиво, – говорит Коршунов, с удовольствием оглядывая строй.

– Да, – вежливо соглашается Агилмунд. – Очень хорошие латы.

У него – другие понятия о красоте. Вот когда начнется рубилово, тогда да… Красотища!

Однако, время. Пора бы и начать.

– Мы кого-то ждем? – уже по-латыни интересуется Коршунов у Мания Митрила Скорпиона, избранного арбитром.

– Череп обещал быть, – сообщает префект Девятого Клавдиева. – Да вот и он!

Точно. Пылит по дороге колесница. А следом – дюжин пять конных.

Колесница – это новое увлечение Генки. Местное «Феррари» с «Мазератти». На хорошей дороге – километров под сорок разогнать можно. Если колеса не отвалятся.

В колеснице – четверо. Сам наместник, он же – возничий. Довольный, как слон. Если так пойдет дальше, не ровен час, пожелает повелитель Сирии и в призовых гонках участвовать.

«А вот хренушки! – думает Коршунов. – Костьми лягу – не дам!» Травматизм на гонках колесниц – процентов восемьдесят. Половина – с тяжелыми увечьями, а то и со смертельным исходом.

Колесница лихо слетает с дороги и, по-птичьи подпрыгивая, подкатывает в руководству: Коршунову, Агилмунду, Меружану, Скорпиону и остальным старшим офицерам, расположившимся вдоль старательно выровнянного учебного полигона Первого Германского легиона.

В колеснице – Черепанов, Корнелия и (вот дурак, не догадался сам пригласить!) Алексеева Настя. И еще раб с опахалом, живой вентилятор, сейчас «выключенный». Размахивать полутораметровым опахалом и удерживаться на скачущей по буграм аристократической повозке не всякий циркач сумеет.

Всадники рассыпаются в стороны, выискивая свободные места. Это не охрана – городская элита, не желающая пропускать шоу. Как хорошо, что послы пальмирского Одената уже убрались к своему «папочке». С заверениями о том, что наместник Геннадий готов хоть сейчас отправить царю персидскому и пленников, и взятую добычу и целый мешок свитков с дипломатическими извинениями.

Нынче господа послы уже в Пальмире. А в Персию-Парфию, возможно, скачут гонцы «посредника» Одената с известием о том, что наглый наместник взят на поводок и покорно ходит на задних лапках по воле римских дрессировщиков.

Мечтайте дальше, господа!

Круто изогнутая, золотом горящая на солнце буккина яростно взревела.

– Ну что, – Черепанов подмигнул Алексею. – Проверят сейчас на вшивость твоих германцев!

Коршунов не успел ответить, потому что в ту же секунду оба конных строя пришли в движение. Сначала – неторопливо, потом быстрее, быстрее…

Более крупные и мощные парфянские кони должны были бы разгоняться быстрее, но армянские всадники были более опытными – и не уступали. Две железные стены неслись навстречу друг другу с устрашающим грохотом. Коршунов невольно напрягся. Конечно, копья тупые, с защищенными наконечниками и даже глаза лошадей закрыты сетчатыми наглазниками… Но все равно страшно!

Кафрактарии Меружана скакали повеселее. Играли оружием, кажется, пели…