Имперский Грааль

— Потому что рассчитывает через Мари Люссак-Эстергази дотянуться до сокровища первым. Лантен подумал об этом ещё раньше. Если у Брюса хватит ума сыграть в интерес с обоими союзниками, он может держаться очень долго.

— Он должен был отслужить свои полтора года и вернуться.

— Он должен был прежде всего определить своё место в жизни.

— Его облапошат. Он не может быть умнее всех.

— Не может, это точно. Но он там не один. На Зиглинде Рубен держит Мари Люссак, которая в свою очередь держит своего палу. Новая Надежда пока рассчитывает склонить свободную колонию Авалон к своему типу хозяйствования. Авалон ведь выглядит сейчас солидным — и свежим! — противовесом Зиглинде, которую Земли уже переварили. Не исключено, что Новая Надежда предоставит Брюсу кредит и материалы, а также специалистов для восстановления колонии. Я думаю, что Брюс не сразу обломает НН. На самом же Авалоне у него есть лучший советник из всех возможных. Я имею в виду госпожу Монти.

Малому слову разве состязаться с большим? Большие стучатся в голову снаружи, а малые слова живут в сердце. Они такие жалкие, если произносить их вслух.

— Зачем Авалон Рубену Эстергази?

— У Рубена есть две задачи уровня «долг»: собрать Назгулов и найти императора. Близость к зиглиндианской верхушке должна бы ему помочь. Что они все вместе будут делать дальше… — Норм пожал плечами и застенчиво улыбнулся. — Боюсь, им тоже особенно не из чего выбирать. По всей видимости, это реальная сила, которая вмешается в мировой расклад, но, может быть, это уже не наше дело?

Состояние Натали внезапно резко изменилось, она успокоилась. Хорошая идея, вовремя пришедшая в голову, обладает таким свойством: ты начинаешь думать в правильном направлении, и чем дальше, чем меньше у тебя возможности свернуть в сторону. И в конечном итоге ты обнаруживаешь, что выбора нет.

— Брюс заполучил силу, — сказала она. — А сила заполучила Брюса. С чем он там остался лицом к лицу, вы подумали? Бестелесная сущность, способная быть во всём и говорить с тобой по своему желанию. Вам не страшно?

— Страх преодолевается через понимание. Кто, кроме Брюса, сможет понять Алькора, раз уж тот есть? Пантократор в своё время противопоставил религии веру и стал тем, что он есть. Ожидал ли он, что придёт время, и вере противопоставят… вот это?

— Бога?… Богом имеет право зваться лишь та сущность, относительно которой человек испытывает доверие: мол, она выполнит свою часть договора, причём — выполнит совершенно безвозмездно. Пантократор провозгласил богом — человека, а верой — доверие во всесокрушающую силу человеческой этики как основы социальности. Как они смогут верить в существо, с которым не заключён договор, а завет не оформлен? В нечто, существующее независимо от их норм? В нечто реальное? Они скорее назовут его демоном. Бог-тинейджер… да он уничтожит всю их систему одним своим существованием!

— Я не знаю, хорошо это или плохо. Но я могу приложить немного слов и некоторые усилия, чтобы это стало хорошо в том смысле, в каком я понимаю хорошее. Кто может больше? Да и какой из него, прости господи, бог?!

Больше всего мне хочется остаться самой в моей безопасной гавани, куда нет доступа злу. Остаться самой и оставить тут дочь, и всех, кто мне дорог. Я буду жалеть, но…

— Мы с тобой, — сказала Натали, — подаём заявление и переезжаем на Авалон. Мне кажется, эээ… Брюс — ну придумайте уже, как он будет себя титуловать! — нам не откажет. Да, я собираюсь со всем цинизмом воспользоваться семейным положением.

С тобой или без тебя — так это прозвучало, и она мимолётно испугалась. Нет, не то чтобы у неё не хватало характера или решимости поставить на своём, когда припёрло. Невозможно произнести эти слова, когда он держит на коленях твоего ребёнка, как невозможно выбирать, кто из твоих детей нуждается в тебе больше. Кто сказал эти слова — ну или почти сказал! — тот виноват, и всё равно, что было сказано раньше. Если ты муж, краеугольный камень мира и центр его равновесия, ты поймёшь и ты не заметишь. Самое страшное — это, если стоя на двух берегах, мы не протянем друг другу руки. Элементарно не хватит житейского ума.

— Ну, что ты скажешь?

Норм тихонько засмеялся и притянул к себе жену так, что теперь обе его дамы — большая и маленькая — оказались в его объятиях.

— Я об этом думал, — признался он. — Но, разумеется, я хотел посоветоваться с тобой. У меня семья, жена, а у жены — мнение, я не могу принимать такие решения ударом кулака по столу. Тем более, — он потёр лоб, прежде чем выдать последнее катастрофическое соображение, — похоже, что теперь Пантократор мне не заплатит.

26.04.2005 — 25.02.2006 г.

Екатеринбург