Имперский маг

Не дослушав, Дана, склонив голову, молча ринулась вперёд и в сторону. Не вписавшись в узкий просвет между ним и замшелой стеной, она сильно ударилась о его локоть и, потирая плечо, бегом понеслась через пустой двор.

— Дана!

Она не обернулась.

Вечером Штернберга, склонившегося с линейкой над планом Зонненштайна и изо всех сил старавшегося сосредоточиться, неожиданно отвлёк Франц, крайне озадаченный.

— Шеф, там вас одна курсантка спрашивает… ну, та самая, которая с ножом…

Франц так и не простил Дане вероломного нападения на своего обожаемого шефа.

В единый миг Штернберг очутился в прихожей. Дана — а это была, конечно же она, мерзавка, — стояла у порога, обхватив себя за плечи, и вид у неё был непривычно жалкий. Она вздрогнула и подалась назад, увидав на лице наставника выражение неприкрытой ярости, но всё равно осмелилась открыть рот:

— Доктор Штернберг, извините, мне очень нужно с вами погово…

Не слушая, Штернберг грубо отодвинул её и выглянул в коридор: слава Богу, обошлось без присутствия часовых. А если б засекли бестолковую девку раньше, наверняка бы уже такой шум подняли…

— Да вы что, совсем разум потеряли? — обрушился он на злополучную ученицу, не забывая приглушать голос, так что выходило подобие низкого сдавленного рычания. Его рассердил даже не столько сам факт её самовольного появления на запретной для курсантов территории, сколько полнейшая неожиданность её дурацкого предприятия. — Думаете, если вас однажды сюда привели, то с тех пор вам позволено свободно шататься здесь, как по Унтер-ден-Линден на первомайские гуляния? Вы вообще соображаете, что вы делаете? Вы меня под трибунал подведёте вашими фокусами!

Вконец обескураженная девчонка уставилась на него в немом отчаянии, затем наткнулась на враждебный взгляд Франца и медленно попятилась. Штернберг цепко схватил её за плечо и вытащил в коридор.

— А ну-ка, пойдёмте.

Он, до крайности рассерженный, волок её за собой весьма грубо и наверняка не раз причинил ей боль, когда приподнимал за руку на резких поворотах, и всё время чувствовал под своими пальцами напряжение тонких, но крепких мышц и влажный жар подмышки. Дана молчала и только старательно перебирала ногами, чтобы не упасть от очередного рывка. Благополучно оставив позади длинный корпус, отведённый под офицерские квартиры, Штернберг несколько успокоился. Надо будет устроить разнос начальнику охраны. Совсем распустились. Удивительно, как под их носом ещё бомбу сюда не протащили…

— Курсантам воспрещается выходить за пределы территории учебного корпуса и общежития без специального разрешения, — угрюмо отчеканил он, не сбавляя размашистого шага. — Повторите!

— Курсантам запрещается… — Девушка оступилась на крутой лестнице и не упала лишь потому, что он крепко держал её за руку. — Доктор Штернберг, отпустите меня, мне больно.

— Дана, простите меня. — Он машинально и совершенно невинно схватился растирать её узкие плечи, где наверняка остались синяки от его стальных когтей, но поспешно бросил это занятие, ощутив, как она напряглась под его руками. На скудно освещённой винтовой лестнице она стояла на целую высокую ступеньку выше и поэтому была гораздо ближе, чем обычно, — странно притихшая, едва заметно дрожащая, свежо пахнущая чем-то новым, не пеплом, а каким-то нежным цветочно-телесным ароматом, от которого у Штернберга сразу кругом пошла голова. Он отвернулся и, не оборачиваясь, пошёл вниз.

Штернберг сопроводил курсантку до её комнаты, пройдя через всю женскую часть общежития, удивительно тихого после отбоя, остановился у порога, помедлил и всё-таки вошёл вслед за девушкой, оставив дверь распахнутой.

Дана села на узкую кровать у стены, Штернберг — на единственный в комнате стул. Именно так, помнится, и начиналось его недостойное наставничество.

Из коридора доносились шаги часового. Его скука звучала как долгая низкая нота.

— А вот теперь рассказывайте, что у вас приключилось, — негромко велел Штернберг. — Только быстро. Иначе, когда я уйду, вам ещё от надзирательницы попадёт.

— Не попадёт, — Дана тихонько и как-то нервно засмеялась. — Та, которая дежурит сегодня, — она сама после отбоя отрубается, из пушки не разбудишь.

— Ладно, что у вас там за срочный разговор ко мне был?