Имперский союз

– Ну да, – улыбнулся Сергеев, – Николай Павлович уж на что крут, но до товарища Сталина ему далеко. Да и граф Бенкендорф – совсем не Лаврентий Павлович. Ну, а если серьезно, Юрий, можно двигать прогресс и не даря идеи и изобретения потенциальному противнику. Хошь не хошь, а перевооружать русскую армию и флот надо.

Да и не все здесь так уж плохо. Взять, к примеру, капсюльные ружья. В нашей истории русская армия перешла на них в 1842 году – через два года после французов. Или морские мины, которые впервые успешно применили русские во время Крымской войны, выставив их на подступах к Кронштадту. Изобрел их академик Якоби, который, кстати, уже построил первый в России телеграф, соединивший Зимний дворец с Главным штабом, Главным управлением путей сообщения и Александровским дворцом в Царском Селе. Ты, Юра, в Петербурге переговори с ним при случае. Думаю, вы друг друга прекрасно поймете…

– Знаешь, Виктор, – ответил Тихонов, – ты, пожалуй, прав. Надо не страдать интеллигентской рефлексией, а просто делать свое дело. Переговорю с Шумилиным, он, похоже, лучше всего разбирается в здешних реалиях. Пусть и решает – что и как.

– Да, пожалуй, так оно будет лучше, – сказал Сергеев, – Шурик у нас – голова…

* * *

С того памятного разговора с императором, где зашла речь о создании Разведывательного управления Российской империи, Шумилин почти неделю изучал документы, любезно предоставленные ему графом Бенкендорфом. Сразу же в глаза бросилась полная безалаберность в ведении дел и разобщенность существующих уже спецслужб.

Шумилин начал с того, что было проще – с III отделения СЕИВК. Он учитывал то, что внешнюю политическую разведку курировал сам Александр Христофорович. Непосредственно организацией политической разведки занималась Третья экспедиция III отделения. Но при этом работа сотрудников Третьей экспедиции была узконаправленной – они наблюдали за живущими в Европе политэмигрантами и в случае необходимости проводили против них силовые акции – вплоть до похищения и тайного вывоза в Россию.

Но резидентуры Третьей экспедиции находились только в тех странах, где были крупные объединения политэмигрантов. Под наблюдением были русские, проживающие в Австрии, в Пруссии и германских государствах, в Британии и Франции.

Возглавлял русскую политическую разведку чиновник по особым поручениям статский советник Адам Александрович Сагтынский. До этого он занимался аналогичными делами в Главном штабе Военного министерства, а еще ранее руководил разведывательной деятельностью в Австрии и Пруссии. По делам службы он совершил несколько зарубежных вояжей в Европу, где создал разветвленную разведывательную сеть, в том числе и из так называемых «разведчиков-литераторов», таких как бывший декабрист и «невозвращенец» журналист Яков Толстой, барон Швейцер, ставший резидентом русской разведки в Берлине и Вене. Им был завербован талантливый французский журналист Шарль Дюран.

Все они, кроме ведения чисто разведывательной деятельности, занимались тем, что в наше время называли контрпропагандой. В европейских газетах они своими публикациями опровергали регулярно появлявшиеся там неблагоприятные отзывы о России и об императоре Николае I.

В инициативном порядке на III отделение работали и некоторые российские дипломаты, а также их родственники. Например, очень ценную информацию о внешней политике Англии, Франции, Австрии давала III отделению родная сестра графа Бенкендорфа графиня Дарья (или, как ее называли в Англии, Доротея) Ливен, жена русского посла в Англии. Она создала в Лондоне великосветский салон, где собирались известные дипломаты, политические деятели, писатели, журналисты. Горячие споры о политике, сплетни о жизни королевского двора, писательские диспуты – все это становилось известно очаровательной графине. После смерти мужа она перебралась во Францию, где продолжила добывать и передавать в Санкт-Петербург конфиденциальную информацию.

Кроме Англии и Франции, опорные пункты у Третьей экспедиции имелись в Швейцарии, Бельгии и Австрии.

А вот в странах, где не было больших колоний российских эмигрантов, сотрудники III отделения не работали. Там добыванием сведений, в том числе и секретных, занимались сами дипломаты. Но они были фигурами публичными и практически всегда находились под колпаком местных спецслужб. К тому же стоило учитывать, мягко говоря, весьма дружеское расположение главы российской дипломатии графа Карла Нессельроде к Австрии и к шефу австрийского министерства иностранных дел князю Меттерниху. А потому все тайны русской дипломатии почти сразу же становились известны Меттерниху.

Но как понял Шумилин, Николай I догадывался обо всем этом, и в случаях, касающихся Австрии, использовал своих личных агентов.