Имперский сыщик. Аховмедская святыня

— Чтобы провалить мирные переговоры. Убийство принца — дело сложное, а вот Логофет, который ходил один, выдавая себя за обычного аховмедца, тут другое. Скорее всего, по замыслу Н., это могло спровоцировать жителей Матара для разрыва дипломатических связей. Но святыня оказалась слишком важна для аховмедцев.

— Ага, а магия крови?

— Это как раз говорит о том, что они теряют терпение. Если честно, не представляю, на что надеется великий князь. Даже поимка Черного и передача его в руки аховмедцев вряд ли поправит положение.

— Черный теперь хорониться будет.

— Скорее всего, ты прав. Поэтому у нас всего лишь одна вероятность раскрыть это дело — выйти на Н.

— Ну вы загнули… Этот лис так все запутал, век разбирать будем.

— Мысли логически, Мих. У каждого действия есть причина. Почему полицейский, причем, думается, не самый последний, пошел на преступление?

— Мало ли чего ему в голову втемяшило.

— Нет, я вижу тут два основных фактора. Первая — некая обида на государство или Императора, ведь дело идет о предательстве Славии, а не рядовом казнокрадстве или попустительстве. Вторая и, на мой взгляд, наиболее вероятная, — острая нужда. Только как он с Черным связался? Это больше всего покоя не дает.

— Может, это его человек? По особым поручениям?

— Маловероятно, эти аховмедские монеты, потом записи на гоблинарском. Допустим, деньги он использовал, чтобы запутать нас, это вполне вероятно. Но его бумаги? Скорее всего, Черного выделили в помощь Н. для осуществления ограбления и дальнейшей передачи святыни.

— И что же нам делать теперь? Куда ни кинь, везде клин, — почесал макушку орчук.

— Поговорим с Большовым. Как мне кажется, следы Н. должны где-то всплыть. Вероятно, он задолжал прежде большую сумму, а теперь вдруг отдал ее.

— Если скажет, — хмуро отозвался Мих.

Он замолчал, потому что они вкатили на Сигаревку, точнее, не на сам рынок, а лишь в кварталы, к нему относящиеся. Их тут же обступили ночлежные дома в два-три этажа. Знал орчук, что последнее дело сюда попасть: внутри нары, под ними логовища на двоих, в лучшем случае огороженные рогожей. Спят без всякой подстилки, как есть, не раздеваясь, либо на тряпье. Как звери дикие.

И дух тут тяжелый: пахло нестиранной одеждой, грязью, пережаренной картошкой с прогорклым салом и капустой. Это ведь сегодня еще посвежело, что же тут в духоту полную творилось? Мостовая пошла вниз, потому извозчик натянул поводья, чтобы лошадка не разбежалась. На том ходу и догнал их один оборванец.

— Ради Христа господа, купите свистульку! Сам вырезал, посмотрите, как на соловья похожа!

Обернулся орчук, а за ними, чуть прихрамывая на левую ногу, в оборванном тулупе бежит детина. Немалого росту, хотя и худ, если отмыть, то и на лицо не плох, но есть в нем нечто странное, чуждое обычному человеку. Такое только во взгляде и проявляется.

— Постой! — крикнул Меркулов извозчику. — А сколько стоит свистулька?

— А сколько не жалко, добрый господин. Мне и двух копеек хватит.

— На что ж тебе?

— Камешки я цветные покупаю, дырки в них делаю, на леску начиняю. Все денег стоит, господин, — серьезно заявил незнакомец.

И тут Мих единственно что по лбу себя не хлопнул. Знал он этого юродивого, точнее, слышал — Бусиновым его нарекли. Ходила молва о нем до самой Никольской. Откуда появился, кто таков — не рассказывал, а прославился вот чем. Каждое воскресенье после службы становился возле церкви да раздавал детям сделанные за неделю бусы. Говорят, улыбался, плакал и благословлял всех.

Мужицкая жизнь тяжелая, многого требующая, потому такое вот странное, непонятное, в общую канву не укладывающееся крепко запоминается. Потому Бусинового среди простого люда знали. Иной раз кто и приходил в храм Николая Чудотворца посмотреть на чудного. А в самой Сигаревке на юродивого особый указ был — никто, в том числе залетные, не имели права его обижать.

— На что же ты живешь?

— Добрые люди помогают, там подкормят, здесь приютят.

Меркулов вытащил пятиалтынный и протянул Бусиновому. Тот заулыбался, как душевно недужный, схватил монету и стал кланяться.

— Спасибо, господин, много камешков теперь куплю. Спасибо.

Лошадь пошла дальше, оставив позади радостного юродивого. А господин повернулся к орчуку:

— Давно я заметил одну странную вещь. Чем умнее человек, образованнее, тем он несчастнее. Странно, не правда ли? Но самые богатые и высокородные господа — более удрученные, чем обычный мужик. У последнего какие радости? Денег найти хоть немного, чтобы положение свое облегчить. А жена добрая, дети, отца уважающие, друзья-соседи — все есть. Иного и не требуется. Но найди он случайно рубль, совершенно на него не рассчитывая, принесет домой или пропьет — уж и не важно, — так каждый раз теперь ходить будет, искать в каждой бумажке замусоренной или еще где, расстраиваться. А ведь жил до того вполне неплохо.

— А чем же образованные люди голову свою недужат? — спросил орчук.