Из общей иерархии субъектов у Ренана вытекает соответствующая иерархия значимости: наивысшей значимостью обладает человечество, наименьшей – индивидуум. Субъект любого из трех низших уровней интересен постольку, поскольку он причастен к субъекту более высокого уровня. Поэтому предметом наибольшего интереса для Ренана является человечество. Соответственно этому определяется и характер исторического времени, которое интересует Ренана: это будет время, охватывающее жизненный цикл всего человечества, т. е. время максимальной протяженности. Ренановская «история человеческого духа» есть макроистория. Ренана интересуют процессы большой длительности и крупного масштаба: это вообще характерно для тех историков, которые мыслят органицистскими метафорами. Микропроцессы сами по себе мало интересуют Ренана. Однако в силу аналогии между филогенезом и онтогенезом процессы развития человеческого духа во всемирно-историческом масштабе могут быть продуктивно сопоставлены с процессами развития человеческого сознания в индивидуальном масштабе; развитие человечества может продуктивно изучаться на примере развития отдельной человеческой особи.
Системообразующим принципом истории человечества, как и истории любого живого организма, является, согласно Ренану,
Подобно тому, как познание человеком какого-нибудь сложного объекта состоит из трех актов: 1) общее и неясное видение объекта в его цельности; 2) отчетливое и аналитическое видение отдельных частей объекта; 3) синтетическое восстановление цельности объекта, основанное на знании отдельных его частей, – подобно этому и человеческий дух в своем развитии проходит три состояния, которые могут быть названы соответственно синкретизмом, анализом и синтезом и которые соответствуют трем вышеуказанным фазам познания [AS, 329]; [БН, 3-я паг., 31].
Гегелевские (а в очень отдаленной и опосредованной перспективе – неоплатонические) корни этой ренановской триады достаточно очевидны. Вместе с тем гегелевское влияние, как подчеркивает Анни Пети, уравновешивается у Ренана воздействием биологизирующего эволюционизма; Пети напоминает, что Ренан в предисловии 1890 года к «Будущему науки» акцентирует именно этот свой «решительный эволюционизм»:
В это время я еще не видел достаточно ясно тех зияний [arrachements], которые человек оставил в животном царстве ‹…›; но зато я обладал вполне верным чувством того, что я называл происхождением жизни. ‹…› Будучи слишком мало натуралистом, чтобы следить за развитием жизни в том лабиринте, на который мы смотрим, не видя его, я был решительным эволюционистом во всем, что касается продуктов человечества: языков, систем письменности, литератур, законодательств, социальных форм. ‹…› Подобно Гегелю, я был неправ, приписывая человечеству центральное значение во Вселенной. Очень может быть, что все развитие человечества имеет не больше значения, чем мох или лишай, которыми покрывается всякая влажная поверхность [AS, 71–72]; [БН, 1-я паг., 9–10].
Пети комментирует этот пассаж следующим образом: