Импортный свидетель (сборник)

Будут ли расти пальмы в Сибири и постигает ли Нью-Йорк судьба Атлантиды? Какими бы фантастическими ни казались эти прогнозы, они могут стать действительностью в обозримом будущем. О предотвращении экологической и климатической катастрофы, которая, возможно, ожидает нашу планету, шла речь в Венском международном центре на втором этапе переговоров по разработке протокола об ограничении использования химических веществ, способных оказать разрушающее воздействие на озоновый слой нашей планеты.

5

Мирославу Войтецкому не нужно было искать способа самоубийства, достаточно было принять любую из недавно изготовленных сывороток, и все кончилось бы в считанные мгновения. Однако Войтецкий не спешил, он боялся отнюдь не этих мгновений. Он боялся, что со смертью тела не наступит смерть духа, а ведь он хотел умертвить именно дух. Он, ученый, создавший сыворотку, способную уничтожить сознание, перестроить клетки мозга таким образом, чтобы они воспринимали мир, как это угодно кому-то, сам боялся потерять теперь alter ego, боялся перестать ощущать себя или вдруг начать ощущать иначе.

Мысль завершить свой жизненный путь пришла однажды утром и была удивительно заманчивой. Мирослав устал и уже готов был принять какое-нибудь снадобье, но вовремя одумался. «Здесь, — подумал он, — узнают его по очертаниям тела, а не по его духу, значит, если тело после принятия сыворотки не изменится, то он как был, так и останется для всех тем же Мирославом Войтецким, только по сознанию он уже будет другим, приспособленным лишь для того, чтобы воспринимать команды и указания. Им будут управлять, и, что самое страшное, он будет доволен своим хозяином и будет с удовольствием «лизать бьющую его руку».

В сущности, такая жизнь равноценна самоубийству. С точки зрения философии — это бесспорно, но с точки зрения здравого смысла — вовсе нет. Если внимательно проследить за нашим нежеланием умирать, то это лишь от нежелания прекратить единоборство духа.

«Но если принять настоящий яд, который умертвит все, и главное мозг, — подумал Войтецкий, — то они уничтожат, сожгут мою жену, носительницу некоторой информации, и дочь только потому, что это жена и дочь человека, их обманувшего».

Войтецкий похолодел. Ему уже показалось, что над его женой и дочерью смыкается болотная тина. Он решил развлечься, но здесь, в коттедже, к его услугам была только немецкая бравурная музыка. Разыскав диск с какой-то «опереткой, Мирослав принялся было насвистывать в такт музыке, как вдруг увидел, что в открытое окно за ним наблюдает один из служащих Центра герр Итке.

— Развлекаетесь, господин Войтецкий? — развязно проговорил немец.

Войтецкий принужден был изобразить на своем лице умильную улыбку, как здесь было принято, и повернулся к нему лицом.

Итке ничего не было нужно, он просто прогуливался от безделья и от безделья же наблюдал за Войтецким. Это была почти игра, приносившая немалые барыши тому, кто брался в нее серьезно играть: сперва выследить, запомнить или лучше зафиксировать малейшее отклонение настроения объекта, а потом, как бы невзначай, сообщить и обещать не напоминать о нем за маленькую мзду. В эту игру играло даже высшее командование.

Сейчас за то, что он включил музыку в часы работы, Войтецкий проиграет бутылку коньяка, которую с радостью готов был бы отдать Итке и еще что-нибудь в придачу, только бы остаться наедине.

Но Итке не пожелал немедленно оставить Войтецко-го. Он еще довольно долго продолжал вести с ним разговоры, но Войтецкий отвечал невпопад, и это бесило немца, потому что он чувствовал, что мог бы увидеть что-нибудь еще более существенное, но не вовремя, как говорят в разведке, «засветился». В конце концов, не солоно хлебавши он отвалил.

А состояние Войтецкого стало после его ухода таким невыносимым, что он готов был завыть. Плевать ему на Итке, но ему вдруг пришла в голову одна довольно странная идея. Он вынашивал давно идею абсолютного мира, и со свойственным всем ученым убеждением был уверен, что ее можно претворить в жизнь с помощью той науки, которой они заняты. В данном случае биохимии. Остров, судя по рассказам командования, вероятно, дислоцируется в Атлантике. На нем руководство Третьего рейха построило ему самую современную лабораторию, и остров должен был стать, по мнению Вой-тецкого, островом истины, добра и свободы.

Войтецкий хотел сделать (с помощью своих опытов) всех людей на острове добрыми, для того чтобы они не только сами бы побросали оружие, но принялись бы склонять к тому же других своих коллег, вернувшись на континент.

Сыворотки для имевшихся на острове людей было предостаточно, однако были и две отнюдь немаловажные причины, останавливавшие Войтецкого в этом его начинании. Первая — это то, что ученый не знал, что будет с людьми острова, если на него вскоре доставят пополнение… «Прибывшие то ли всех перестреляют, — думал он, — то ли взорвут остров, то ли примут островитян за сумасшедших и тогда тем более уничтожат. А на всех прибывших сыворотки не хватит…»