Импортный свидетель (сборник)

Все шло как по нотам, но и вселяло тревогу. Раз было покушение, то за рубежом уже меня, а не Вождаева будут убивать всерьез. Я встретился с профессором Эфроимсоном, виднейшим советским генетиком. Получил от него консультации и необходимую литературу.

Некоторое время по поручению начальства я жил в квартире Вождаева. С опаской и интересом читал дневники и воспоминания хозяина квартиры. К телефону не подходил. Был себе отвратителен. Дома сказал: «Еду в командировку, писать, звонить не буду». Мой сослуживец, когда я исчез, оставил соседям ключи от квартиры Вождаева (так было положено по сценарию) и попросил их поливать цветы. Они согласились.

Часть 1. КОМИССИЯ НА ПОБЕРЕЖЬЕ

1

На квартире профессора Вождаева я читал его дневники, вживаясь в роль:

«Не могу сказать, что мне в жизни не повезло. У меня прекрасная квартира с видом на Москву-реку, приличная для современного мужчины зарплата. Я прожил интересную жизнь, много бывал за рубежом. Дважды любил. Сейчас я одинок, меня окружает множество книг, моих и чужих дневниковых записей и отчетов о всевозможных поездках. Если говорить о том, кто я такой, то я обыкновенный человек, который всю жизнь боролся за мир, начиная с пятьдесят шестого, когда меня впервые направили в Венгрию. И как-то так постоянно получалось, что за что бы я ни брался — все это было служением миру. Видимо, так нас учили. Я закончил два учебных заведения; юридический институт и одно специальное, давшее мне возможность после некоторой Практики стать экспертом высокого класса по когда-то мало изучаемым областям биологии. Я доктор наук, работаю обозревателем по научным проблемам в «Литературной газете». Если вам встречались статьи, подписанные Вождаевым, то не надо ничего объяснять.

Мои родители похоронены на одном из московских кладбищ. Это моя боль. Когда их не стало, я оба раза был далеко и ничего не знал. После первого возвращения я пришел с отцом навестить мамин холмик, отец тогда сказал: «Не плачь, она понимала тебя».

Во второй раз, когда я вернулся, нашел письмо отца, который, чувствуя приближение смерти, написал длинный перечень советов, и надо сказать, что я не преминул ими воспользоваться. Отца похоронили мои коллеги, они же передали мне ключи от теперь уже моей, а не нашей квартиры и полушутя, полусерьезно посоветовали мне жениться. Больше в длительные поездки я не ездил, и поэтому пообещал обдумать их предложение. В свои тогдашние пятьдесят с хвостиком мне хотелось, одиночества».

Я оторвался от дневника человека, которого мне предстояло сыграть, и печально посмотрел в окно. Боже ты мой, за что ему такое одиночество? Кому нужна романтика такой профессии, если, если!..

Я стал читать дальше:

«Вечерами брожу по улицам и часто хожу в театр, несмотря на то что мои коллеги-остряки подсчитали, что в Москве каждый вечер на двадцать тысяч москвичей приходится одно театральное кресло и что поэтому каждый в течение восьми лет может однажды посетить театр. Иногда я слушаю музыку (хотя так и не привез хорошей техники), читаю книги, пишу бесконечно, «с постоянством геометра», как говорил некогда поэт, веду свой дневник. Это стало уже привычкой — отчитываться за все, едва только обнаруживается свободная минута. В одну из таких минут я включил телевизор и услышал: москвичи обратились ко всем людям Земли выйти завтра, в субботу, на улицы и площади, поддержать решение Советского Союза продлить мораторий на ядерные взрывы. Услышав это, я решил завтра тоже пойти на манифестацию.

Утром выпил кофе со сгущенным молоком, съел подсушенный в тостере хлеб: привычка к подсушенному хлебу — свидетельство многочисленных поездок. Оделся, вышел из подъезда, быстро пересек наш громадный Комсомольский проспект. Несколько раз в больших стеклянных витринах увидел свое отражение и остался собой доволен.

Я шел по людному проспекту. В человеке, державшем плакат «Нет нейтронной бомбе!» я узнал своего приятеля Кудинова. Он — заместитель главного редактора той газеты, куда я даю статьи. Мы с ним одногодки, никакой особой дружбы между нами нет. Поскольку мы живем неподалеку друг от друга, иногда видимся. Однажды он пригласил меня на дачу, но я не поехал, сославшись на нездоровье. С семьей его я незнаком.

Мы шли по мосту, вернее, не шли, а нас тащила огромная, многотысячная толпа. И в этой лавине я, так же как и все остальные, выкрикивал лозунги против ядерного оружия. Но я был одним из немногих, кто знал, что на планете Земля совершено еще более чудовищное преступление, чем создание нейтронной бомбы: в Атлантическом океане обнаружено более страшное оружие».

Из архива Вождаева

Мечта генетиков — научиться управлять активностью генов так, чтобы любой строящийся организм пользовался лишь теми «планами и чертежами» из кладовых наследственной памяти, на которые ему укажет специалист-генетик.

2