Импортный свидетель [Сборник]

Парализовать мою волю не удалось. Я чуть приоткрыл веки — так, чтобы, если за мной наблюдают, не было бы видно, что я подглядываю, — но ничего не обнаружил, кроме темноты. Змеи не было. Может быть, игра закончилась.

Собрав всю свою волю в комок, превозмогая страх, смешанный с отвращением, я выпростал руку туда, где, по моему представлению, только что находилась змея. Рука больно ударилась, как мне показалось, о гладко отполированный камень.

Еще минуту я лежал и вспомнил, что змея свешивалась из какой-то рамки, да-да, даже не рамки, а трапеции, как попугай на восточных базарах. Я еще раз привстал, протянул руку, ощупал гладко отполированную поверхность.

— Голография, — удивленно сказал я громко.

— Голография — вся наша жизнь, не так ли? — внятно произнес надо мной знакомый голос Фе-дерика, и медленно стал зажигаться приятный свет — Кажется, что все объемно, зримо, ан нет! Всего лишь мертвый камень.

Через несколько секунд я уже видел перед собой своего противника.

— Меры предосторожности, — сказал он почему-то и крикнул куда-то в пустоту: — Воздух!

И тотчас живительные струи кислорода стали наполнять помещение, в котором я провел без малого, ого-го, семнадцать часов.

— Я не хотел бы, чтобы вы чувствовали себя одиноко и неуютно, — сказал Федерик.

— Поэтому пригласили мне в подруги анаконду, — усмехнулся я, понимая, что победил.

— Нет, поэтому предоставили вам апартаменты, в которых вы превосходно проведете время, пока ваша компашка, — он так и сказал — «компашка», — закончит свои морские бредни и изыскания.

— Вот как?

— Да, так, а что, разве я приглашал вас сюда совать нос? По-моему, вы сами изъявили желание посетить клинику. Вы в ней. Но здесь порядки устанавливаю я, вы — гость.

— Чрезвычайно вам признателен, вы очень любезны и, главное, галантны.

— И еще одно, — продолжал Федерик, пропустив мимо ушей мой сарказм, — мы с коллегами долго размышляли над тем, дать ли вам возможность контакта с внешним миром, и пришли к выводу, что вам как журналисту и ученому это будет необходимо, — он чуть усмехнулся, — Вот сегодняшняя вечерняя пресса, как только просмотрите газеты, переоденьтесь и спускайтесь в холл. Я с удовольствием проведу с вами предвечернее время.

С этими словами Федерик бросил возле меня несколько иллюстрированных газет, жестом показал на предназначенную мне одежду и удалился, оставив дверь приоткрытой.

Я осмотрел помещение. Без окна, с покрытыми паутиной углами, с водяными потеками на потолке, оно производило впечатление страшной убогости, и если бы не голография — удовольствие неимоверно дорогое, я бы ни за что не поверил, что нахожусь где-то в цивилизованном месте.

Приняв душ, трубка которого торчала в углу, и переодевшись, я принялся быстро просматривать газеты. Первое, что я увидел, — это заметку об экспертизе, проведенной в отношении цилиндра, найденного на шхуне «Дюгонь». В ней говорилось, что он сделан из пластмассы (но где, кем и когда — неизвестно, а стало быть, состав этой пластмассы неизвестен), что оболочка легче воды, но с содержимым, которое в нем было, тяжелее, и что он облеплен ракушками, и поэтому можно предположить, что он пролежал много десятков лет в воде на дне океана. Эксперты датируют возраст ракушек — сорок с небольшим лет.

Развернув газету, я увидел большую статью, посвященную рассказу о нашей комиссии, с огромной фотографией.

На фотографии были изображены все члены нашей группы. Под каждым стояла подпись, удостоверявшая, кто это. Под изображением очень похожего на меня человека стояла фамилия Вождаева. «Еще один двойник», — подумал я.

Из архива Вождаева

…В Чикаго арестована группа молодых врачей я химиков, задумавших, по их собственному признанию, создать «новую высшую расу», а все остальное человечество попросту уничтожить. С этой целью они намеревались отравить смертоносными микробами сначала водоемы Среднего Запада Соединенных Штатов, затем всей страны и, наконец, всего земного шара.

7

Я был пленен, и мне оставалось только молча анализировать и ждать. Кое-что уже можно было извлечь из преподанного урока.

Во-первых, раз подменили именно меня, значит, чувствуют в Вождаеве реальную опасность. Во-вторых, значит, то, что произошло в Атлантике, быть может, по мнению, буду говорить, Федерика, известно Вождаеву не понаслышке. Не этим ли изысканиям посвящен его архив в Москве?

…Я взял себя в руки, вышел из убогого помещения и вдруг оказался в ослепительно богатом и помпезном зале, одна из дверей которого выходила на балкон, увитый плющом. Повсюду горели какие-то немыслимые лампы, и в тени зелени спускалась лесенка, наверное в сад.

За столиком внизу, в мягком удобном кресле, я увидел Федерика. Он сидел, нервно листая какой-то иллюстрированный журнал, и ждал меня. Перед ним в крошечной чашечке остывал кофе.

— Приветствую вас, — дружелюбно сказал я.