Импортный свидетель [Сборник]

За продолговатым, тщательно отполированным столом кают-компании собрались все двадцать три сотрудника «Трапеции» во главе с бароном, который, презирая жару, был в белом, тончайшей английской шерсти, костюме. Белесые глазки барона, как и столь же белесые реденькие брови его, были преисполнены отменной строгости, столь же безукоризненно соответствующей моменту, сколь и одежда каждого из присутствовавших. Никаких знаков отличия, ленточек или чего-либо подобного на выпяченной с важностью груди барона Эгона Рудольфа Фрейтага фон Лорингофа не было, за исключением крошечной черной свастики, на которой в золотом кружке был выгравирован микроскопический портрет фюрера…

Барон сидел во главе стола, а по правую руку его, в ряду занявших кресла против иллюминаторов, сидела, как обычно, фрау Ирмгард Риттих — старшая научная сотрудница, шеф лабораторного отдела «Трапеции» — холодно-высокомерная дама средних лет аристократической внешности, белокурая, безусловно красивая, одетая элегантно, но с подчеркнутой простотой, подобающей обстановке. Все знали, что Ирмгард — любовница барона фон Лорингофа и что муж этой прусской помещицы убит то ли в первом бою войны, то ли в канун ее.

Из дневника оперативной работы участкового инспектора майора милиции Зелькова Н. Н.

На поступившее позавчера заявление граждан Остроуховых, проживающих по Анфертьевскому переулку, 31, кв. 341, дан ответ в том плане, что надо сообщать немедленно по телефону, а не канителиться с заявлением. Если вхождение (проникновение) в квартиру и имело место, то теперь оно места не имеет, и поскольку внешних повреждений двери не установлено, замки на месте и замочные скважины не поцарапаны, то, возможно, проникновение Остроуховым могло показаться, тем более что люди они пожилые. А может быть, приехал ответственный квартиросъемщик Вождаев. Оснований для производства дальнейших процессуальных действий не имеется.

Остроуховым сообщено.

2

— Хайль Гитлер! — встав и неестественно выпятив грудь, протянув коротковатую руку вперед, к мировому владычеству, уже приближаемому гением обожаемого фюрера, произнес барон и, выждав, пока все, так же механически встав, ответят подобным же жестом, продолжал: — Итак, господа… Нашим войскам, как вы знаете, отдан приказ положить Сухум к ногам фюрера внезапным ударом.

Войска не дадут коммунистам возможности эвакуировать город, выскользнуть из него и ликвидировать главный интересующий нас объект — лаборатории и службы обезьяньего питомника, расположенного на горе Трапеция… Для того чтобы все обезьяны достались нам целыми и сохранными, наши доблестные воздушно-десантные штурмовые части истребят в первые же минуты удара всех находящихся на склонах Трапеции и на территории питомника людей, кроме тех специалистов из персонала, которые могут временно понадобиться при передаче нам питомника в полной неприкосновенности. Предстоит немедленно развернуть работу, а затем… Конечно, тех двух-трех тысяч обезьян, какие, по данным нашей разведки, находятся в Сухуме, нам впоследствии окажется мало. Дополнительный потенциал мы будем в необходимом количестве получать из Африки, Азии, из южноамериканских стран… До сих пор русские, когда не хватало экспериментального материала, пользовались другими животными — кроликами, птицами — это только доказывает их глупость и невежество, прикрываемое ханжеской болтовней о гуманности, этике и тому подобных сентиментальностях. Слава Богу, мы, арийцы, избавлены от таких предрассудков, и методы моделирования у нас будут иными.

Пока эти две-три тысячи обезьян избавят нас от необходимости посылать длительные и дорогостоящие экспедиции в тропики. Но затем мы будем пользоваться для наших экспериментов тем бесплатным и к тому же, с научной точки зрения, наилучшим материалом, который нам обеспечат по первому требованию в любое время и в любом количестве: для наших экспериментов вместо обезьян мы будем использовать туземцев — да-да, местное население… Я говорю «местное» в самом широком смысле, аборигенов Кавказа, Украины, России — представителей низших рас во всем разнообразии их национальностей. Нам предстоит все изучать заново, по-своему, нашими методами. Что, например, сделано до сих пор наукой за десятки лет. после первых попыток Менгеле в насущно интересной и важной для нас области изучения гена? Почти ничего, если не считать весьма проблематичных утверждений тех неудачников, которые изучали патологию человека методом моделирования на животных.