— Я хотел просить вас заняться делом, через месяц вам докладывать командованию, как у вас продвинулась работа. Для этого мы и должны вывезти созданные вами чудеса и продемонстрировать все это там, — Мильнер сделал неопределенный жест рукой.
Как это ни странно, но именно слово «чудеса» вдруг вылечило Войтецкого. Не лишенный тщеславия, он развеселился. И вдруг стал работать. Фрау Гильду он при этом не замечал, ей доставались только какие-то крохи его внимания в конце очень насыщенного творчеством дня. Войтецкий уже не помышлял о мятеже, хотя, может быть, в глубине души и таил план, еще более изощренный.
Два самолета были направлены в Европу, в одном из них летела фрау Тильда.
Времени оставалось мало. Эвакуация была назначена через неделю, а через пять дней к базе пришвартовался пароход, призванный увезти на своем борту страшный груз и некоторых людей, которые еще могут пригодиться рейху. Что будет с остальными — тщательно скрывалось, но наиболее прозорливые не могли не видеть, что на пароход все не поместятся.
В день эвакуации Мильнер вскрыл сверхсекретный пакет. В пакете, как он и предполагал, содержался список сотрудников, подлежавших эвакуации, а остальных предписывалось оставить здесь вплоть до нового особого распоряжения.
Тревога на базе росла с каждым днем и передавалась сквозь закрытые двери. Толком не попрощавшись с женой, Войтецкий понимал, что видит ее в последний раз, и от этого страшно страдал. Вспоминал каждое мгновение, проведенное с ней рядом, вспоминал ее глаза, волосы, слова. И поражался, как это за всю свою жизнь он не нашел двух слов для дочери.
Ему было очень плохо, но на помощь к нему не пришли, потому что, несмотря на видимую бравурность жизни, несмотря на развлекательные фильмы, шнапс, победные марши, какой-то неумолимый рок незримо витал над островом — и без всяких географических карт давно всем стало понятно, что это остров. И остров обреченный. Он выполнил свою чудовищную миссию в истории и теперь должен быть уничтожен.
Обо всем этом Мирослав Войтецкий думал, прогуливаясь вдоль аллеи, которая вела от его коттеджа к берегу океана. Вдруг он быстро пошел к берегу, но был окликнут Вендтом:
— Подождите, можно, я с вами?
Войтецкий обернулся. Ему хотелось быть одному, но так, пожалуй, даже лучше.
— Пойдемте.
И они, переговариваясь, направились к берегу вместе. Каждый думал о своем, поэтому они молчали.
Утверждения о том, что распространение опасного заболевания — синдрома приобретенного иммунодефицита (СПИД) началось с территории Африки, не выдерживают критики, отмечается в докладе французских ученых Жакоба и Лили Сегал. По своей структуре вирус СПИДа — искусственный продукт, полученный в результате манипуляции с генами человека. Структура генов этого вируса резко отличается от структуры генов африканской зеленой обезьяны, ранее названной некоторыми специалистами в качестве разносчика СПИДа.
11
— Я вовсе не расположен молчать, господин Войтецкий, — проговорил наконец Вендт — Я вышел на прогулку, как вы, а не на погляделки— Он рассмеялся.
— Что это значит?
— А то, что менее чем через три дня мы с вами уже будем плыть по морю к цивилизованным странам.
— А что, война кончилась и мы можем вернуться в Европу?
— Я не думаю, что она кончилась, но пусть вас это не беспокоит, ведь для вас же войны нет.
— Война, — подумав, сказал Войтецкий, — это когда мои близкие далеко от меня.
— Вы недавно видели свою жену.
Войтецкий быстро посмотрел на него:
— Какой вы, однако, примитивный или бездушный.
Оба замолчали.
— Вы в самом деле знаете о том, что мы скоро едем в Европу? — наконец спросил Войтецкий.
— Об этом пока знают крайне немногие. Более того, пароход подойдет с той стороны острова, которая защищена стеной. Но почему вы считаете, что цивилизованные страны есть только в Европе?
— Так вы, значит, тоже думаете, что мы находимся на острове?
Вендт понял, что сказал лишнее, и стал выкручиваться:
— По-моему, так все здесь считают, и я просто выразил общее мнение, быть может, и ошибочное.
— Общее мнение, — задумчиво проговорил Войтецкий. — Общее мнение — что Иисус был прекрасным оратором, а вспомните, до чего довело его это общее мнение.
Вендт, уже привыкший за много дней к манере своего собеседника перескакивать в беседе на самые разные исторические факты или говорить колкости, снова сдержался.
Войтецкий восстановил нить разговора сам.
— Так, простите, я вас, кажется, перебил, вы говорили о том, что мы на острове и что пароход подойдет с той стороны, откуда его не видно, то есть где холм и запрещающие заграждения.
— Да.
— Но ведь это свидетельствует, что не все должны знать о прибытии парохода?
— Об этом не должен знать никто.
— А кто же на нем поплывет?
— Примерно пятая часть всех тех, кто обслуживает наши лаборатории.
— А остальные?
Вендт промолчал, укоризненно глядя на Войтецкого. В самом деле, этот глупый и наивный ученый столь забавен, что запросто задает вопросы, понятные школьнику. Ясно, что остальные останутся здесь и будут ждать дальнейших распоряжений.
Терпеливо и тихо Вендт сказал об этом Мирославу.