Импрессионизм. Основоположники и последователи

Трудно представить себе что-либо более парижское, поэтическое, утонченное и сурово-непреклонное по стройности композиции и единству выхваченного из торопливого движения жизни мига. С невиданной смелостью пространство обострено темными фигурами первого плана на балконе и связкой розоватых воздушных шариков — этой цезурой-посредником между зрителем и отдаленным от него пейзажем.

Возможно, именно в картинах Моне, изображающих бульвар Капуцинок, столь заметно то, чему живопись импрессионистов училась у фотографии: умению «размывать» изображение в глубине, показывать его «не в фокусе», фиксировать взгляд на единственном главном плане — чаще всего на «авансцене» картины.

Если предположить, что Моне хотел показать тот же солнечный бульвар, каким он был в апрельские дни 1874 года, тогда, вероятно, он представил на выставке картину, хранящуюся ныне в Москве.

В отличие от первой, она вытянута по горизонтали (вертикальный пейзаж у импрессионистов, за исключением Писсарро, вообще редок) и лишена поэтической нервности. Здесь Париж распахивается взгляду со всей своей праздничностью, мощные тональные и цветовые контрасты небольших ярких пятен создают своеобразное впечатление «колористического шума». Множество маленьких планов-мазков — плотных, легких, коротких, прямых и округлых: может показаться — фактурный хаос, не приведенные к единству противоречия. Однако все эти цветовые и тональные молекулы складываются в более крупные ритмы, пятна и плоскости, образуя впечатление цельное и торжественное. Драгоценная, как парча, поверхность покрытого слегка рельефными, энергичными, пульсирующими мазками холста воспринимается не как отражение или даже изображение реальности, но — опять-таки — как реальность самостоятельная, находящаяся в диалоге с материальным миром и от него независимая. И если фактура чудится мерцающей золотом и чернью тканью, то общий эффект почти приближается к абстракции, которая уже не раз мелькала в картинах Моне: точное равновесие трапециевидной прозрачно-темной тени справа и золотой, холодеющий кверху клин, в котором сливаются освещенные солнцем мостовая, дома бульвара, а вверху справа — бледно-лазоревый треугольник неба. При всей своей текучей подвижности картины поразительно архитектоничны, они выстроены с простотой и соразмерностью античных храмов.

И деревья строят свой четкий вертикальный ритм, прелесть душистого, шумного материального мира сливается с торжествующей, удаляющейся от реального пространства художественной гармонией. Именно картина с ее остановленным и растянутым мгновением определяет восприятие реальности, акцентирует ее ритмы, подчиняет себе глаз и вооружает его. Словом, искусство своей стабильной и независимой ценностностью решительно доминирует над изменчивым видимым миром.

Моне хотел утвердить лишь соответствие картины природе и естественность своего видения. Утвердил же он автономию искусства. Говоря словами Вёльфлина, редко, но точно обращавшегося к оценкам импрессионистов, он написал картину с явным «несоответствием знака и вещи».