Imprimatur

– Этого я и не понял. Или вернее, Кирхер этого в письме не объяснил. Он делает основной упор на том, что цикл чумы на завершающей стадии представляет собой нечто неожиданное, таинственное, чуждое медицине: достигнув пика, болезнь senescit ex abrupto, то есть резко идет на спад.

– Ничегошеньки-то я не понимаю, – огорчился я. – Странно. Отчего же Кирхер не обнародовал это свое открытие?

– Может, боялся, что кто-нибудь возьмет да и использует его во вред людям. Стоит только передать рукопись печатнику и можно лишиться приоритета ценного открытия. А попади подобное открытие в злые руки, представь, какими несчастьями это могло бы обернуться для целого мира.

– Какое же уважение должен был питать Кирхер по отношению к Фуке, чтобы довериться ему одному!

– Достаточно было лишь раз побеседовать с Белкой, чтобы подпасть под ее чары. Однако Кирхер добавляет, что secretum vitae скрыт за arcanae obices.

– Arcanae obices. Что означает – таинственные препятствия, неведомые преграды. На что же он намекает?

– Ума не приложу. Это термин из лексикона то ли алхимиков, то ли спагириков. Кирхер разбирался в религиях, обрядах, суевериях и чертовщине всего мира. Если только arcanae obices не закодированное выражение, которое Фуке мог расшифровать по прочтении письма.

– Но мог ли Фуке получить его, находясь в Пинероло?

– Неплохо, мой мальчик. Ты делаешь успехи. И все же как-то ведь оно к нему попало, раз мы нашли его в вещах Дульчибе-ни. Тому есть лишь одно объяснение: тот, кто контролировал его переписку, позволил ему получить это письмо.

Я хранил молчание, не смея сделать вывода.

– И человек этот не кто иной, как Его Величество король Франции, – добавил Атто, сглотнув, словно испугавшись смелости собственного предположения.

– В таком случае, – я еще колебался, – secretum pestis…

– Да, это и есть то, чего добивался король от Фуке.

Этими словами Атто как будто впустил в «Оруженосец» Наихристианнейшего из королей, старшего и любимейшего сына Святой Католической Церкви вместе с порывом ледяного и порывистого ветра, дунувшего вдруг в окошко и готового унести с собой то, что еще оставалось в этих стенах от несчастного Фуке.

– Arcanae obices, arcanae obices, – с раздумчивым выражением лица принялся напевать Атто, выстукивая ритм на коленях.

– Сударь, – прервал я его, – вы верите тому, что Фуке выдал наконец королю secretum pestis?

– Arcanae… как ты сказал? Право, не знаю, не знаю.

– Возможно, Фуке оттого и вышел на свободу, что расстался со своей тайной?

– В таком случае новость о его выходе из тюрьмы должна была тут же распространиться. Предположим, все случилось следующим образом: когда Фуке арестовали, при нем нашли письма от неизвестного прелата, в которых шла речь о чуме. Эти-то послания и были сохранены Кольбером. Будь у меня побольше времени, когда я проник в кабинет Змеи, уж я бы их непременно отыскал.

– А что было дальше?

– Дальше началось судебное разбирательство. И нам теперь известно, отчего король и Кольбер сделали все, чтобы Фуке не получил в виде наказания ссылку: им нужно было держать его под присмотром, чтобы вырвать у него secretum pestis. Так и не догадавшись, кто же этот таинственный прелат, они могли добиться этого лишь от Фуке. Если б они знали, что автор писем – Кирхер…

– А зачем им так понадобился этот secretum?

– Ну как же, ведь это очевидно! – вскипел Атто. – Это позволило бы королю раз и навсегда свести счеты со своими врагами. Мечта использовать чуму в военных целях не нова, ей уже не один век. Еще Фукидид рассказывал, что когда его город вымер от эпидемии, афиняне заподозревали врагов из Пелопоннеса в отравлении колодцев. В более близкие нам времена турки пытались (но безуспешно) овладевать осажденными городами, перебрасывая трупы чумных через крепостные стены городов.

У Фуке в руках было тайное оружие, которым король мог воспользоваться, дабы вразумить Испанию, да и всю Империю, раздавить Голландию и Вильгельма Оранского.

Ежели условия содержания Фуке и были неимоверно жестокими, то лишь с целью вырвать у него эту тайну и помешать ему доверить ее кому-нибудь из его многочисленных друзей. Оттого-то ему было запрещено переписываться. Но Фуке не сдавался. Да и к чему бы это привело? Сохранить тайну было его единственной надеждой остаться в живых!

Возможно, он годами отрицал, что владеет секретом распространения чумы, или выдавал полуправду небольшими дозами, чтобы выиграть время и добиться послаблений.

– Но почему же тогда его освободили?

– В Париж пришло письмо от Кирхера, к тому времени утратившего рассудок, и Фуке не смог уже отрицать наличие некоего secretum, иначе не поздоровилось бы ни ему, ни его близким. Он, видно, и уступил, пообещав все рассказать в обмен на свободу. Но похоже, нарушил обязательство. Оттого-то осведомители Кольбера шли за ним по пятам.

– А не могло ли случиться прямо наоборот? – осмелился я предположить.

– Как это?