Imprimatur

– Так, к примеру, взаимодействуют колокол и его язык. Язык колеблет пласты окружающего воздуха. Те, в свою очередь, подвигают другие пласты и так до тех пор, пока они, подобно молоту о наковальню, не наткнутся на барабанную перепонку уха и не произведут звук, который мы начинаем слышать. Так вот, эти самые корпускулы и лежат в основе симпатии или антипатии, равно как и любви, – продолжала объяснять Клоридия. – Посуди сам, поиски похитителя либо убийцы основываются на антипатии. На рынке Амстердама я как-то раз видела стадо свиней, ополчившихся на приблизившегося к ним мясника – они набрасывались на него, насколько позволяла веревка, на которой их держали. А все потому, что учуяли корпускулы своих сородичей, незадолго до того забитых живодером; эти корпускулы въелись в его одежду и витали вокруг него, раздражая свиней.

Не без удивления узнал я, что кровь убитого, или только раненого человека, или женщины, над которой надругались, при приближении злодея начинает истекать из раны. Животные силы и корпускулы, выделяемые кровью жертвы, обволакивают палача и мечутся из-за того ужаса, который вызывает подобный жестокий человек в жертве, позволяя лозе преследовать его и не упускать из виду.

Она наделена подобными качествами, даже если преступление было совершено опосредованно или на расстоянии, например, по чьему-либо наущенью либо в результате действий и решений, повлекших смерть либо нанесение телесных повреждений одной или нескольким личностям. Но для этого требуется, чтобы лоза начинала свое движение с того места, где было совершено преступление. Дух виновных сотрясаем смертельной тревогой, сообщаемой им ужасом от собственного злодеяния, а также вечным страхом перед последними муками, которые, как говорится в Писании, не дремлют перед дверью изверга.

Fugit impius nemine persequente: нечестивец бежит, даже если никто его не преследует, – с неожиданной ученостью процитировала Клоридия, подняв голову и сверкнув очами. – В силу все той же антипатии волчий хвост, подвешенный в хлеве, мешает быкам есть, виноградная лоза избегает соседства с капустой, цикута отклоняется от руты, при том что сок цикуты – смертельный яд – безвреден, ежели залить его соком руты. Именно антипатия делает непримиримыми врагами скорпиона и крокодила, слона и борова, льва и петуха, ворону и сову, волка и овцу, жабу и ласку.

Но, как я сказала, корпускулы порождают также взаимное влечение.

Далее Клоридия перешла на стихи:

Есть узы незримые, есть и сближенья
Двух родственных душ – подтверждение тому,
Что даже взаимный укол – не мученье.
И тайна сия неподвластна уму.

– Ну так вот, мой милый, это и есть все те же не поддающиеся трактовке корпускулы. Согласно Джобатту Порте существует взаиморасположение между мужской и женской особями пальмового дерева, между виноградной лозой и оливковой ветвью, между фиговым деревом и миртом. Благодаря им разъяренный бык успокаивается, стоит только привязать его к фиговому дереву, а слон становится душкой при виде барана. Знай также, – тут голос ее стал совсем медовым, – что по Кардано выходит будто ящерица испытывает симпатию к человеку. Ей нравится смотреть на него и лакать его слюну.

С этими словами она схватила меня за руку, которой я расчесывал ее волосы, и притянула к себе.

– В том же причина и тайного влечения, охватывающего нас в присутствии иных людей с первых же встреч столь непобедимо. Тут действуют все те же животные силы, или корпускулы, испускаемые этими людьми и воздействующие на наше зрение или иные органы чувств, вплоть до проникновения в мозг, и вызывающие у нас приятные ощущения, – продолжала она как ни в чем ни бывало.

Руки у меня задрожали, когда я приступил к расчесыванию волос на ее висках.

– И вот ведь что еще: такое притяжение обладает чудесной силой преображать объект наших желаний в существо совершенное и наделенное всевозможными добродетелями, – уже чуть ли не пропела она.

Пытаясь подавить сильнейшее волнение, охватившее меня, я мысленно повторял: «Никто никогда не счел бы меня совершенным». Произнести что-либо вслух я был не в состоянии – язык перестал мне повиноваться.

Клоридия уткнулась головой в мою грудь и вздохнула.

– Теперь распутай волосы на затылке, только смотри не причини мне боли: там прядки особенно запутанны, потому как более тонки.

Для моего удобства, она предложила мне устроиться перед нею на ее высокой постели и положила мне голову на колени лицом вниз, обнажив шею. Все еще сконфуженный и оглушенный всем происходящим, я почувствовал в паху тепло ее дыхания, и пока разбирал ее прядки на затылке, в голове моей образовалась совершенная пустота.