Imprimatur

– Я тебе еще не изложила, как пользоваться лозой, – снова заговорила она, устраиваясь поудобнее. – Так вот, в природе существует лишь один механизм решения для всех видов поставленных ею перед собой задач, им-то и объясняется действие лозы. Прежде всего следует обмакнуть кончик во что-либо имеющее влажную и теплую консистенцию (напоминающую консистенцию крови или иных мокрот), имеющую отношение к тому, что ищешь. Порой гораздо более действенным оказывается прикосновение. Надлежит взять ее двумя пальцами и приложить к себе на уровне своего живота. Допускается также утвердить ее в равновесии на тыльной стороне руки, но, на мой взгляд, это не столь результативно. Затем не спеша, по наитию двигать ею то взад, то вперед, то вверх, то вниз в направлении искомого предмета до тех пор, пока ее ствол не оживет и не привстанет, что доказывает, что выбранное тобой направление верно. У нее тот же принцип действия, что и у стрелки компаса: она испытывает притяжение со стороны магнита и отвечает на него. Ни в коем случае нельзя торопиться, иначе нарушится поток испарений и токов, идущих от места нахождения искомого предмета. Именно эти испарения и токи пропитывают ствол и удерживают его в приподнятом состоянии и в нужном направлении. Время от времени не мешает подержаться за то место, где лоза раздваивается, но не сжимая его и так, чтобы тыльная сторона руки была обращена к земле, а сам ствол постоянно направлен вперед. Тебе также неплохо бы знать, что не все руки тут сгодятся и что необходим особый дар и искусство. Ничего не произойдет, если от рук исходят грубые, едкие и излишне обильные выделения, перебивающие потоки испарений и токов. Бывает, она отказывается действовать и в излишне опытных руках, не раз с успехом применявших на практике свое искусство. Разумеется, со мной такого не случается. Правда, иной раз некое постороннее влияние воздействует на телесную конституцию того, кому приходится держать ее в руках, и заставляет более интенсивно бродить кровь, излишне ферментируя ее. Нечто – через питание либо дыхание – может насытить его едкими и кислыми веществами. Так, например, слишком тяжелый труд, ночные бдения, многочасовое учение способны привести к выделению из пор едких и грубых частиц, которые попадают в ствол и стопорят движение поднимающихся по нему токов. Как при испарении воды с листьев растений: вода беспрепятственно поднимается по сосудам стебля и ничто не должно этому мешать. При этом словно в микроскоп позволено видеть то, что обычно невидимо. Если б ты только лицезрел это зрелище, когда наконец…

Тут раздался стук в дверь, не дав Клоридии договорить.

– Мне показалось, кто-то кричал. Все ли в порядке? – запыхавшись, спросил из-за двери лекарь, видимо, взбежавший по лестнице.

– Не стоит беспокоиться. Наш бедный друг поранился, помогая мне, но это не более чем царапина. Шлю вам свой привет, сударь, и спасибо, – смеясь, отвечала Клоридия.

Оказывается, острый приступ наслаждения исторг из меня крик. И теперь, обессиленный, я лежал, распростершись на постели Клоридии.

Не помню, как и когда покинул я ее комнату, помню только ее улыбку и нежный шлепок по голове, которым она наградила меня, прежде чем закрыть дверь.

Во власти разноречивых чувств я с быстротой молнии прошмыгнул в свою комнату. Не мог же я в самом деле подвергать себя риску быть застигнутым Кристофано в столь непристойном виде. Денек выдался теплый, и я как-то незаметно для себя, так и не успев поменять портки, уснул.

Что-то около часа спустя я очнулся от сморившего меня сна и тотчас отправился к аббату Мелани узнать, не требуется ли ему чего. Сказать по правде, мне не давало покоя его исполненное печали пение, хотелось помочь ему справиться с охватившей его тоской. Однако на сей раз я застал его в веселом расположении духа.

На обожаемую грудь
Довольно лишь взгляда,
Довольно лишь взгляда!..

– вместо приветствия прощебетал он.

Я непонимающе воззрился на него.

– Мне показалось, я слышал утром твой… гм… крик. Ты перепугал Кристофано. Заслыша твой голос, мы с ним бросились к двери Клоридии в ее башенке…

– О, только ничего не подумайте, господин Атто, госпожа Клоридия вовсе не…

– Ну разумеется, – внезапно напустив на себя серьезность, отвечал он. – Белокурой Клоридии и делать ничего не надо. Достаточно бросить взгляд на ее «обожаемую грудь», как поется в романсе синьора Луиджи…

Преисполнившись стыда, я выскочил от Мелани, сосредоточив на нем всю свою неприязнь.

В кухне я застал бледного и обеспокоенного Кристофано.

– Англичанину худо, очень худо, – завидя меня, прошептал он.

– Но разве все то лечение, которое вы применили…

– Попусту. Непостижимо. Все мои чудодейственные remedia коту под хвост. Мы теряем его. Понимаешь? И нам отсюда уже не выбраться. Судьба наша, всех нас, решена – каким-то неестественным, будто бы не своим голосом закончил он.