Imprimatur

Словом, их связывало то ли некое братство, то ли чувство христианской солидарности. Через одного кардинала, большого любителя реликвий, они испросили у папы позволение основать архивное братство, но понтифик («почему-то», – удивлялся Угонио) до сих пор им не ответил.

– Воруют, мошенничают, занимаются контрабандой и при этом еще прикидываются святошами, – шепнул мне Атто на ухо.

Угонио смолк, предоставив слово Баронио. Бесконечные телодвижения его приспешников, связанные с необходимостью вечно почесываться, ловить вшей, покашливать, харкать, сморкаться, причмокивать при поедании каких-то замшелых кусков пищи, вдруг как по команде прекратились.

Баронио выпятил грудь, строго ткнул своим когтистым пальцем в небо и повелел:

– Гр-бр-мр-фр!

– Бесподобно, – отозвался ледяным голосом Атто. – Мы говорим – как бы это выразиться? – на одном языке.

– Это не язык, а зарок! – возразил Угонио, догадавшись, что его кумира тонко вышучивают.

Так мы узнали, что манера изъясняться у членов шайки была связана не с их глупостью или необразованностью, а с неким зароком.

– Покуда не сыщется Святая Вещь, разговаривать не дозволяется, – объяснил нам Угонио, как оказалось, единственный, кто был освобожден от зарока для связи с остальным миром.

– Ах вот как? И что же это за святая вещь, которую вы разыскиваете?

– Склянка с настоящей Кровью Нашего Спасителя, – ответил Угонио, в то время как все остальные закрестились.

– Благородная и святая обязанность, – улыбнулся аббат, обращаясь к Баронио. – Молись, чтобы этот зарок никогда не исполнился, – шепнул он мне на ухо, – иначе все римляне станут изъясняться, как Угонио.

– Это невозможно, – неожиданно возразил Угонио. – Учитывая, что я германец.

– Ты?

– Ну да, я родом из Виндобоны[184], – уточнил он.

– Ах вот как, уроженец Вены. Вот отчего ты так выражаешься…

– Что правда, то правда, я владею итальянским как родным. Благодарствую Вашему Сиятельству за комплимент.

Поздравив самого себя со своей вычурной манерой выражаться, Угонио изложил товарищам суть происходящего: один подозрительный субъект, проживающий в нашем гостином дворе, разработал план убийства Его Святейшества Иннокентия XI с помощью зараженных чумой пиявок, и это в то самое время, когда в Вене решается судьба христианства. Убийство намечено на сегодняшнюю ночь.

Новость была принята возгласами негодования. Развернулись краткие, но оживленные дебаты, суть которых до нас донес Угонио. Плафонио предложил предаться молитве и просить Всевышнего о заступничестве. Галлонио выступал за дипломатический шаг: направить депутацию к Дульчибени и просить его отказаться от своих намерений. Стеллонио стоял на иных позициях: проникнуть в «Оруженосец», скрутить злодея и расправиться с ним на месте. Груфонио заметил, что подобная мера чревата нежелательными последствиями, такими, как столкновение со стражами порядка. Марронио придерживался той же точки зрения и добавил, что проникновение в закрытое на карантин заведение сопряжено с риском. По мнению Светонио, активные действия вообще не позволят расстроить планы Дульчибени, поскольку, ежели к папе отправится Тиракорда (тут Груфонио вновь перекрестился), все будет потеряно. Необходимо любой ценой задержать именно Тиракорду. Все обратили взоры на Баронио, и тот обратился с речью:

– Гр-бр-мр-фр!

После чего ракалья принялась подпрыгивать на месте и испускать воинственные кличи, потом построилась в шеренги по два и устремилась, подобно боевой единице, в галерею С по направлению к дому Тиракорды.

Мы с Атто могли лишь наблюдать за происходящим, бессильные что-либо изменить. Угонио, оставшийся с нами, как и Джакконио, объяснил нам, что было решено любой ценой остановить Тиракорду, для чего окружить его дом и перехватить его карету, когда он сядет в нее и направится в Монте Кавалло.

– А мы, господин Атто, что станем делать? – спросил я, настроенный противостоять тому, кто возымел охоту покуситься на жизнь Христова наместника на земле.

Но аббат не услышал меня, поглощенный беседой с Угонио, внимающий ему и лишь изредка вставляющий испуганное «Ах, так!».

Лишившись возможности самостоятельно принимать решения, он утратил свою всегдашнюю уверенность.

– Ну так что будем делать?

– Ясное дело – мешать Тиракорде совершить злодеяние, – отозвался Мелани, пытаясь обрести былую решительность в себе. – Пока Баронио со своими молодцами станет поджидать его на улицах, мы будем дежурить под землей. Взгляни-ка.

Он развернул план подземных галерей, начертанный им самим, – один такой он уже утерял в Клоаке Максима. Ход С был продлен до пересечения с каналом, по которому можно было добраться до островной лаборатории Дульчибени и Клоаки Максима. Был дорисован и отрезок галереи Д, ведшей к каретному сараю Тиракорды, находящемуся вблизи «Оруженосца».

– Чтобы перехватить Тиракорду, недостаточно перекрыть улицы вокруг виа дель Орсо, – пояснил Атто. – Возможно, желание проскочить незамеченным заставит его предпочесть подземные пути Д, С, В и А и выйти на поверхность только на берегу Тибра.

– Но почему?