Imprimatur

Я отыскал краткую биографию Атто (Archivio di Stato di Firenze, Fondo Tordi, n. 350, p. 62), составленную его племянником Луиджи спустя несколько лет после его кончины. Из нее явствует: Мелани состоял с Фуке в дружеских отношениях. Племянник свидетельствует, что между ними велась активная переписка. Жаль, что от нее не осталось и следа.

Атто находился в Риме, когда задержали Фуке. Как следует из рукописи, он бежал от гнева герцога де Ля Мейерэ, могущественного наследника Мазарини, который, застав кастрата, что-то вынюхивающего в его доме, попросил короля выслать его из Парижа. Однако по Парижу распространился слух, что он замешан в скандале с Фуке.

Осенью 1661 года Атто пишет из Рима Югу де Лионну, министру Людовика XIV.

Это письмо хранится в архиве Министерства иностранных дел в Париже (Correspondance politique, Rome, 142, p. 227 e sg., оригинал на франц. языке) и несет на себе печать глубокого горя. Написано оно нервным почерком, который вкупе с вымученным синтаксисом и ошибками передает состояние тревоги, в котором пребывал его автор.

Писано в Риме в последний день октября 1661

В своем последнем письме от 9 октября вы сообщаете, что беда моя непоправима и Король все еще зол на меня.

Написав это, вы вынесли мне смертный приговор; зная мою невиновность, было так бесчеловечно с вашей стороны хотя бы слегка не похвалить меня, ведь не можете же вы не знать, до какой степени я обожаю Короля и с какой страстью всегда ему служу.

Ежели бы Богу было угодно, чтобы я не любил так Государя и был бы более привязан к г-ну Фуке, чем к нему, тогда по крайней мере я был бы покаран справедливо за совершенное мною преступление и не сетовал бы, как я есть теперь самый несчастный из смертных, и нет надежды, что я когда-либо утешусь, поскольку отношусь к Королю не как к своему повелителю, а как к человеку, к которому питаю такую великую любовь, какая только может быть. Все мои помыслы были устремлены на то, чтобы служить ему верой и правдой и удостоиться его милости, не ища никаких выгод, и знаете —я бы не задержался так надолго во Франции, даже при жизни покойного кардинала[214], не испытывай подобной любви к Государю.

Душа моя не обладает стойкостью, достаточной, чтоб выдержать столь непомерное горе, свалившееся на меня. Я не смею жаловаться, не зная, кому вменить в вину такую немилость, и хотя мне кажется, Король весьма несправедлив по отношению ко мне, роптать я не вправе, ибо как ему было не удивиться, что я состою в переписке с г-ном суперинтендантом.

У него был повод счесть меня коварным злодеем, узнав, что я отсылаю г-ну Фуке черновики писем, адресованных мною Его Величеству. Он, безусловно, прав, осуждая и меня самого, и те выражения, к коим я прибегаю в посланиях к Фуке.