Импринт

Слишком пусто. Слишком тихо – не считая болтовни Анны Рид и скуления Сэма.

Меня охватывает настоящая ярость, и я поворачиваюсь, прежде чем сзади раздается пустой голос:

– Для вас есть послание.

Тень стоит передо мной. Он высокий, худой и пахнет отбеливателем. Я могу сломать его раньше, чем он моргнет, если бы не одно «но» – пистолет, направленный прямо в мою голову.

Я убираю руки в карманы:

– У тебя есть несколько секунд, чтобы сказать, где моя жена.

– Пора тебе разобраться с этой сукой, – стрелок достает кольцо и бросает его на пол. Ее кольцо.

Я делаю шаг вперед:

– Несколько секунд прошло.

А потом раздается выстрел.

Примечание:

Подавление – защитный механизм, с помощью которого нежелательные мысли, побуждения и эмоции, достигшие сознания, устраняются им.

Глава 25 Абреакция

«…Come to your senses

Приди в себя.

Wake from your dream

Проснись от своей мечты.

I am the wolf in your darkest room

Я волк в твоей самой темной комнате»

Matthew Mayfield – The Wolf in Your Darkest Room

Лондон, Англия.

Призрак.

В моей голове полный беспорядок.

Я не узнаю место, в котором нахожусь.

Здесь холодно. И едва горит свет.

В горле пересохло, легкий сквозняк заставляет кожу покрыться мурашками. Черт возьми, где я?

Я вздрагиваю, как от сильного толчка. Адреналин начинает бурлить по венам, а темные стены давят со всех сторон. Мысли текут так вяло и неохотно, что мне приходится сильно напрягаться, чтобы осмыслить происходящее.

Виски ломит от острой боли. Я пытаюсь выпрямиться и морщусь, когда тело простреливает от долгого онемения. Мои руки связаны за спиной, а я сижу на стуле прямо возле выступа, ведущего вниз. Черт возьми!

Я задыхаюсь, мой безумный взгляд обшаривает дом. Меня похитили? Последнее, что я помню, – это резкий укол в шею, а дальше все почернело. И вот я здесь.

Я глубоко вздыхаю, стараясь контролировать судорожное дыхание. Мой взгляд останавливается на черном сверкающем полу. Сначала мне кажется, что меня снова мучают кошмары, но боль слишком реальна, чтобы я могла обманываться подобным образом.

Мои губы дрожат, а сердце колотится так сильно, что, кажется, вот-вот выпрыгнет из горла.

Сосредоточься, Катерина!

Я нахожусь в полупустом коридоре с высокими потолками. Напротив меня висит картина с пугающим карикатурным лицом и с пальцем, указывающим куда-то за мою спину. Я снова медленно оборачиваюсь. От падения меня останавливает лишь тонкое ограждающие стекло, но нет никаких сомнений – если я качнусь назад, то полечу вниз.

О боже.

Что, если с моей семьей что-то произошло?

Что, если пострадал Кастил?

Используя его призрачное присутствие как якорь, я закрываю глаза и начинаю считать до ста. Паника поглощает каждый дюйм моего тела. Холодный воздух просачивается сквозь меня, но я игнорирую это, продолжая счет.

В конце концов, цифра достигает шестизначного значения, когда учтивый голос эхом разносится по воздуху:

– Добрый вечер, Катерина.

Я облизываю сухие губы.

Я знаю этот голос.

– Добрый вечер, мистер Сноу. Вы не очень гостеприимны.

Его смех отражается от пустых стен и отдает неприятной вибрацией у меня в груди.

Сохраняй спокойствие…

Сохраняй спокойствие, черт возьми!

Мне даже не нужно вспоминать, что он сделал с Каролин Сноу или что он сделал с моей мамой. Что он сделал с Кастилом или с теми многочисленными жертвами, которые попались на его пути. Мужчина передо мной – чудовище. И по какой-то причине он заинтересован в том, чтобы напугать меня до смерти.

Довольно странно видеть, как на тебя смотрит почти точная копия Кастила. Различие состоит лишь в легкой седине на его темных волосах и в пустом маниакальном взгляде.

Так много слов застревает у меня в горле, но единственное, что вырывается наружу – это болезненный стон.

– Чего вы хотите?

Уильям почти не моргает, он просто… молчит. Выжидает. Проверяет.

Я уверена, он бы с удовольствием помучил меня, но по какой-то причине я нужна ему невредимая.

Пока.

– Полагаю, вы не развяжете мне руки? – спрашиваю я как можно спокойнее, но доля паники все равно успевает прорезаться в моем тоне и уголки губ Уильяма искажаются в ухмылке.

Больной ублюдок.

Он планирует сделать меня настолько слабой и отчаянной, насколько это возможно. И я буду лгуньей, если не скажу, что его план воплощается в жизнь.

Мой подбородок дрожит, и я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не заплакать. Единственное, что придает мне сил и бодрости, – это необходимость узнать, что произошло в Швейцарии.

Я сглатываю комок в горле и перехожу на свой твердый тон:

– Развяжите мне руки.