Говорить нам за столом было не о чем, если честно. Я не какой-нибудь там актер или еще кто, чтобы их веселить. Еще Оксанка сама никогда ничего не рассказывала, а всегда ждала, пока кто-нибудь – обычно Зина – рот откроет, и тогда начинала придираться. Она старалась умнее выглядеть за чужой счет. Или просто могла посередине обеда спросить, сколько я зарабатываю. Да еще таким тоном, будто протокол пишет. Про отца выспрашивала, про маму. Почему с отцом не сужусь за жилплощадь. И получалось, что я тряпка, раз не сужусь.
Еще Зина меня все на охоту звала. Там, за их улицей, лес начинается. А в лесу, она говорила, белки и зайцы. Лично я за белками и зайцами бегать не собирался. Бред какой! Что потом с ними делать? Ну, зайца съесть еще можно, а белку? Шкуру только если выделывать. Но я не умею.
То самое ружье, оно старое было. Охотничья двустволка, дробовик. Я вспомнил армию, почистил его как мог. Зина достала дробь. Мне захотелось пострелять, и тогда-то мы один раз и сходили на «охоту». Я взял пива в банках, выпил пару и стал палить. Не очень-то попал. Ружье старое, бьет врассыпуху дробью. Правда, мощно бьет, отдача зверская. Зина же стрелять побоялась. Она от каждого выстрела подпрыгивала и повизгивала, как девочка. Смешно – тетка пятидесятник разменяла, а ведет себя как дитё. Помню, замерзли – вот и все удовольствие.
К Новому году у нас с Оксанкой завязалось. Каждую неделю она возила Зину по магазинам, где денег они оставляли – мама дорогая. Потом приезжали, и Зине надо было отдохнуть. Тут и я домой возвращался. А пока Зина отдыхала – мы с Оксанкой стали сексом заниматься. (В запись вклинилось женское покашливание.) Куда-то грубость ее подевалась – прямо как человек была. Ее грудь и попа не в пример лучше Зининых были. Я повеселел и точно решил, что свалю отсюда при любом раскладе. И скорее.
Понятно, что теперь жалею о том, что не свалил.
Случилось это все прямо 31 декабря. Оксанка приехала к Зине часа в четыре вечера. Привезла и сына. Я знал, что есть у нее шестилетний мальчишка, но не видел никогда. Оксанка приехала, вылезла из машины, вытащила пацана, он рыжий такой был, симпатичный, и сразу к Зине в комнату пошла. Мне даже «здрасте» не сказала. Я вроде обиделся. Чуть ли не в первый раз в жизни решил подарки женщинам сделать, а тут такое хамство. Зине я купил сковородку, а Оксанке – духи. Про мальчишку я даже не подумал.
Как только Оксанка так себя повела – я пошел в свою комнату, стал одеваться. Решил, что поеду по друганам. Не буду я с этими дурами Новый год встречать, пошли они к черту! И наверное, не вернусь больше. Взял деньги. Сначала что от зарплаты осталось, и заначку тоже достал. Потом подумал: я сейчас пить пойду, а вдруг и отложенные бабки прогуляю? Со мной это бывает. И, идиот, оставил деньги в своей комнате.
Сначала я поехал к одному другу, потом – к другому, нашел вроде компанию. К десяти вечера кончились деньги. А надо еще, девочки пищат, мальчики зашушукались. Не помню как, но ляпнул, что привезу всем подарки. Я сегодня – Дед Мороз. Мне тогда казалось, что ничего такого не будет, если приеду к Зине, возьму бабки и назад укачу. На такси денег не было, поперся на автобусе. Сначала я был пьяный, туго соображал, а когда к Зине приехал – протрезвел малость. Захожу, а они за столом сидят.
У Оксанки почему-то голова бинтом перевязана была. Сказала, что упала, ударилась. Зина, как меня увидела, тут же просияла. Я-то думал, что беситься она будет, а тут такой сюрприз. И мне вдруг захотелось остаться. Тут пахло хорошо – едой, выпить было что, а еще к тому же я решил, что моя заначка мне самому нужна. Кто из той случайной компании мне спасибо скажет? Они и не вспомнят, на чьи деньги гуляли.
Принес подарки. Зина сделала вид, что обрадовалась сковородке, а Оксанка только фыркнула на духи. Но вообще ничего обстановка была, душевная. Я даже заволновался, с чего бы это? Но потом понял – они ведут себя прилично ради пацаненка. Кроме того, Зина выпила и расслабилась. Хотя я знал, что еще чуть добавит и заскандалит. У нас это уже было, помню, как она спьяну кидалась на меня.
Мальчик сидел смирно, почти не ныл. За полчаса до Нового года запросился спать. Зина, хоть и основательно уже пьяная была, пошла его укладывать.
Оксанка тут говорит, что она от мужа ушла, что мать теперь ее воспитывает. Уговаривает, что надо вернуться, ведь жить надо на что-то. Тут Зина вернулась, услышала, что Оксанка говорит, – и сразу завелась. Орет на Оксану: «Дура, у тебя ребенок! Ради него терпеть надо!» Оксанка тоже орать начала: «Не твое дело! Сама от мужа ушла, не захотела с ним жить, а мне – терпеть! Сама бы и терпела!» И покатило! Я взял со стола бутылку водки и пошел к себе. Они даже не заметили. Вскоре все стихло. А через полчаса ко мне пришла Оксанка. Сказала, что Зина совсем пьяная и спит.