Импровизация в тональности форс-мажор

— Умеет, но не любит, — весело ответила Катерина. — Считает, что самое важное можно выразить и без слов, и вообще слова убивают магию. Самое странное, что как-то обходится всю жизнь! Я не понимаю, как, мистика какая-то…

— Вот оно, единство и борьба противоположностей, — хмыкнула Людоедка.

— Вы о чем? — Катерина состроила удивленную гримасу, потом первая захохотала: — Да, смешно со стороны смотрится, наверное! Зато он крутые письма пишет, как поэт, честное слово! А насчет болтовни говорит — зато ты каждое мое слово слышишь и запоминаешь.

— Неплохая стратегия, — одобрительно сказал усатый проводник, заглянув в купе.

— Простите? — Катерина обернулась к железнодорожнику с раздраженно-вежливой гримасой человека, в чей разговор влезли без спросу, но который пока морально не готов дать обидчику в глаз. — Вы что-то хотели?

— Да не особо, просто тут мое место, — подмигнул проводник.

Затем отцепил роскошные усы и стащил с головы форменную кепку, обнажив знакомую растрепанную черную шевелюру.

— Володька! — ахнула Сандра. — Зачем ты замаскировался?! Да еще так примитивно!

— Фанатки, — сухо сказал Володька, падая на полку напротив Сашки. — В этой компашке есть графолог, она мои иллюзионные печати компенсирует… Вот кто бы мог подумать, а! Я тысячу раз говорил во всех интервью — не отождествляйте автора с персонажем! И персонаж-то такой несимпатичный! Нет, никто, блин, не сомневается, что я Кроу Блэка с себя писал, и все поголовно в него влюблены!

— Так вот что это были за девицы на перроне! — осознал Сашка.

— Ты их видел?! — тут же насторожился Володька. — Они в поезд не пролезли?!

— Не знаю, вроде, пытались… — Сашка вспомнил перепалку с проводником.

Володька застонал и начал прилаживать усы обратно.

Бэла захихикала.

— Что, набрасываются с воплями «я хочу от тебя ребенка»?

— Угу, — мрачно сказал Володька. — Или еще того хлеще, «я хочу в твой гарем». Я что, аль-каримский паша, гарем содержать?! Да еще если каждая правда хоть по одному ребенку родит!

— Что б я так жил! — фыркнул Сашка.

— А то ты Академию не помнишь, — огрызнулся Володька. — За тобой девчонки табунами бегали, я еще завидовал… Дурак был!

— Бедняжечка, — под общие смешки Людоедка погладила его по голове.

Поезд между тем набрал скорость, и за окном вдоль сельских пригородов Пирс-Ардена с желтеющей листвой садов потянулись полосы разноцветного тумана. Сперва едва видимые, они становились все более зримыми, пока обычный пейзаж не сделался почти неразличимым, а потом и вовсе исчез. Поезд вошел в эфир.

Теперь до Женевы оставалось всего десять часов ходу, говорить не о чем.

— Ну, вот мы и в эфире, — сказала Катерина. — Может, споем? — она водрузила гитару на колени.

— Давай, — поддержала ее Белка.

«А в Женеве, — подумал Сашка, — меня ждет последнее представление как солиста ансамбля „Контрабандисты“».

***

Зал Генеральной Ассамблеи ООН, где выпало выступать Сашке, был огромен. В плане вроде бы ничего особенного — обычная университетская аудитория: пол слегка повышается, ряды столов и кресел сгруппированы по секторам и веером разбегаются от стола, за которым сидит Генеральный секретарь и его штат; перед столом кафедра, на которой выступают делегаты и приглашенные эксперты. Но размеры его столь значительны, а мебель из заговоренного дуба столь массивна, что это подавляет само по себе.

Кафедра из заговоренного дерева, стоит тут с самого строительства зала Генеральной Ассамблеи, то есть уже больше ста пятидесяти лет. Заклятья на нее наложены самые обычные: она просто позволяет всем присутствующим в зале слышать голос выступающего. Ходят еще слухи, что эта кафедра не дает лгать, но это действительно только слухи — как известно, ментальную магию невозможно наложить на предметы. А то вампиры пачками бы выпускали амулеты, подчиняющие разум.

Впрочем, Сашка и не возражал бы, даже имей эта кафедра в самом деле такие свойства. Потому что он не собирался говорить ничего, кроме правды. Даже не безопасную версию событий — только правду, целиком, как она есть. Он над этой речью агонизировал дней десять, и всю дорогу в поезде только и делал, что репетировал, под сочувственные советы девчонок и Людоедки (Володьке пришлось исполнять реальные обязанности проводника, чтобы его не засекли ушлые поклонницы).

— У вас семь минут, — прошипела Сашке дама из обслуживающего конференцию персонала, подводя его к выходу на сцену.

— Я думал, пятнадцать! — растерялся он.

— Вы что?! Пятнадцать — у глав делегаций, исполнительных комитетов и государств, а также наследных принцев и принцесс. Вы — наследный принц?

— Нет, но… — Сашка чуть было не выпалил, «но я наследник Князя и Княгини!», однако вовремя поймал себя за язык.

— Тогда через семь минут я отключу заклятье дальнего говора. Время пошло.

…И вот так от отрепетированной речи остались рожки да ножки.