Олег поругал жену за бестактность, но она логично заявила, что деда никогда не видела и не знала, а если и слышала от матери (очень редко), то что-то неопределенное, и потому не думала, что начнется такой сантимент. На что Олег ответил, что старики — народ особый и понять их можно только с пол-литром. Потом они заговорили о предстоящем банкете в честь докторской их начальника и о том, что ему подарить на собранные деньги. У начальника много детей и родственников. Надо что-нибудь умиротворяющее, сказала Инна, и Олег подумал, черт возьми, умница у меня жена, надо это завтра на работе продать — умиротворяющее. И все восхитятся Инной, о которой и так ходят слухи, вполне загадочные: тут и дедушка «Юлик», и голос, и математические способности, и… она запросто обработала единственного холостяка на то время и виднейшего «ящиковского» мужчину. Так вот.
А вообще о родственниках жены Олег знал мало. Зачем ему? Сама Инна ими не интересовалась, тем более что их в живых и не осталось. Конечно, в детстве и юности, когда начинаешь интересоваться своей семьей (пока еще поверху, несерьезно), Инна смотрела семейный альбом, но дама с высокой прической и господин с приглаженным пробором не вызвали у нее интереса — хотя были ее дед и бабка. Тетка Улита, или Эва, как называла ее мать, Инне нравилась: стоит гимназисточка в глухом передничке с длинным овальным личиком, высокомерным и святым, а надо лбом короной кучерявятся темные — шапкой — волосы. Непохожая на их семью. Но ее тоже нет, и зачем Инне ее помнить? Несуществующую женщину на куске картона. Так и не поняв, куда подевалась тетка, Инна спросила, к слову, у матери, но услышала, что та эгоистка, наглая, бессовестная, исчезла, не думая о своих родных, и никогда не подала ни знака. Тогда Инна резонно сказала, что наверняка тетка погибла, на что мать возразила, что тетя Аннета разыскивала Эву и не могла найти ее ни среди живых, ни среди мертвых. Инна возразила, что время было такое, что половина умерла без каких-либо регистраций. Антонина Алексеевна не возразила своей знающей дочери и с тех пор стала думать о Эве как о мертвой. Раньше думала с ядом, укором, потому что так скрыться могла только Эва, вернее та Эва, какую узнала она в дни революции. Скрыться и жить припеваючи. Что живет Эва припеваючи, Антонина Алексеевна была уверена. А после слов Инны стала для нее сестра умершей. Мертвее некуда. Мертвее мамочки, на могилку которой ходила она чаще, чем к Трофиму.
И тут письмо. Ошеломляющее. В котором говорилось (самой Эвой!), что стала она разыскивать сестру недавно, когда состарилась, и в этом себя винит. И сразу поверила Антонина Алексеевна в письмо. Потому что только Эва могла так кичиться своей неблаговидной неправедностью.