In carne

Так вот, поначалу Творец решил построить нечто похожее на те места, откуда являлся он сам. Однако, увы. Ничего у него не получалось. То ли не знал, с чего начать, то ли на пути возникали непреодолимые препятствия, то ли он и вправду возникал из небытия и элементарно, как говорят ныне люди, не мог найти образца.

Но одно он знал точно — без подмастерьев, помощников ему не обойтись. Отыскав на краю Вселенной небольшой мир, Творец не без удивления наткнулся там на разумную субстанцию. Одна беда — нестабильную. Потому и на подбор вяжущих материалов, эксперименты и прочее, прочее, прочее ушла куча времени. Много больше, чем потом на сотворение планетных аборигенов. Зато результат того стоил. Помощники — а их вышло совсем мало, несколько сотен — получились удачными. Дух их оказался не только бессмертным, но и саморазвивающимся. А также способным на самые неожиданные воплощения. Творец, видя такие способности, назвал подмастерьев инклюзорами. Может, в шутку, может, всерьез. Не в этом суть. Главное, теперь сил на сотворение любого Мира должно было хватить. И накопленных знаний тоже.

Первые инклюзоры действительно были бессмертны, но они многие века спустя, когда Миры был построены, покинули Творца. Должно быть, нашли себе иные Вселенные, в которых принялись за возведение своих миров. Стали новыми Творцами. Мы же, их потомки, с каждым поколением деградируем. Нет, знаний и опыта, переданных нам по наследству от предков, хватает с лихвой. Вот только сроки жизней наших воплощений теперь ограничены. Регламентированы Творцом. Понятно, он хочет держать нас при себе, потому что каждую потерю остро переживает. Ну, да ладно. Одиночество ему пока не грозит.

И все же большинство инклюзоров живет в пределах населенных Творцом Миров. Кроме Земли есть еще несколько. Мы вас не то что контролируем, просто жизнь как процесс намного сложнее, нежели объясняют ваши науки. И порой планетным обитателям бывает невозможно справиться с некоторыми явлениями. Вот тогда и начинаем действовать мы. Почему? Потому что инклюзоры умеют творение ли, деяние — не важно — заключать одно в другое. Например, металл в воздух, мысли в воду, жизнь в смерть. На планетах мы вынуждены обитать в облике аборигенов. Здесь, на Земле, берем человеческие или, в крайнем случае, звериные тела, потому что они наиболее мобильны. И относительно разумны. Но главное, инклюзор всегда чует приближение зла. И его, как любое другое деяние, он может заключить. В камень.

Есть одна тонкость. Творец, создав инклюзоров, наделил их языком, сила слов которого намного больше, нежели сила слова коренного жителя любой планеты. Будто бы все, что мы ни скажем, действует подобно заклинанию. И зерно истины в этом есть.

С некоторых пор на Земле начались беды.

Никто не знает, откуда людям стал известен язык Творца. Вполне возможно, что кто-то совершенно случайно произнес неведомое ему слово. И ему ответили. Может, некто из наших, побывав у вас, обмолвился. С тех пор и пошло. Просьбы, мольбы, даже приказы. А мы устроены так, что не услышать и, тем более, не выполнить того, что велено нам на высшем языке, не имеем права…

Анжелика — отчего-то она сейчас даже в мыслях перестала называть себя Пэртой — потихоньку приходила в себя. Разомкнув веки, она видела сидящую рядом Элизу. Эту маленькую засранку, несущую какую-то ахинею про творцов, инклюзоров, созидания, заклинания. Она это серьезно? Или бесы вселились? Или, может, у ней самой, у Анжелики, снесло башню?

— Элиза, это кто со мной говорил? — еле ворочая языком, спросила девушка.

— Это я, Анжелика, — улыбнулась мерзавка. — Ты просто слушай. Сейчас мне не очень важно, интересно тебе или нет. Мне нужно, чтобы ты мне доверяла. Поверь, я не хочу причинять тебе боль. И не буду этого делать. Просто, если ты решишь продолжить жить своей обычной жизнью, то тотчас обо всем забудешь. В том числе и обо мне. Больше. Никто другой никогда не вспомнит, что видел тебя рядом со мною. Ты чего хочешь?

— Не знаю. Надо бы крепко подумать… Кстати, а что значит — решишь жить своей жизнью? Ты предлагаешь мне чью-то чужую?

Пэрта негромко рассмеялась. Однако Элиза не обратила на такую реакцию внимания. Она перебралась с кресла, в котором, как сказал бы Антонио, кроху пришлось бы искать под микроскопом, на тахту, на которой полулежала Анжелика. Ребенок поднял ручонку и нежно погладил девушку по распущенным волосам. В бездонных глазах этого удивительного создания сейчас не читалось ничего, кроме глубокой тоски.

— Если мы останемся вместе, тебе придется жить моей жизнью, — произнесла Элиза и сделала паузу. — Да. Моей… Нет, речь не о том, что каким-то твоим желаниям места не останется вообще. Останется. Но кто знает, где мы окажемся через неделю, месяц, год? У меня на Земле непростая миссия. И я должна выполнить ее в любом случае. С помощниками или без. Однако сейчас мне очень нужна поддержка. И вера. Хотя бы на то время, пока мое тело не вырастет и не окрепнет… А еще я действительно к тебе жутко привязалась… Знаешь, какое самое страшное чувство?

— Ненависть? Презрение?