In carne

И сон ему впервые за последние недели приснился иной, чем ранее. С глубоким, должно быть смыслом.

* * *

Идет, значит, он по незнакомому лесу за седым волком к какому-то колодцу. Подходят, а там, в самом колодезе лесенка вниз ведет. Медная, зеленая вся от влаги да старости. Волк одними глазами архитектору вроде говорит – иди, мол. Чего встал? Ну, Растрелли на лесенку ступает и начинает вниз спускаться. А ступеням конца нет. Но светло здесь – со дна колодца словно солнце само зовет. Да еще и надсмехается.

Много ли времени прошло, но на том самом дне, наконец, очутился. А там камень давно знакомый – янтарь с красной ящеркой. Свет яркий от него и исходит. Ящерка вдруг молвит, прямо из камня:

– Зачем же ты ко мне, старый, Али Шера привел? Он счастие мое в горе обратит… – сказала так, а потом взмолилась: – Выпусти меня, Варфоломей Варфоломеевич! Я тебе такое богатство дам, какого на всей земле не сыскать. Выпусти, а? Не пожалеешь.

– Как же я тебя выпущу, ящерка? Ты ж в камне.

– А ты камень-то над головой подыми и брось. Чай не брильянт, кокнется. Ну, я и выпрыгну.

– Э, нет, хитрая, – отвечает Растрелли. – Ты мне сперва Тишу верни да награду дай обещанную.

– Тишу твоего я трогать не хотел. Он сам напросился. Попросится обратно – выпущу. Но другим он станет, не узнаешь ты его. Согласен так?

– Что ты молвишь, окаянная рептилия… Как же Тишу-то я не узнаю? Каким другим станет он?

– А ты Али Шера спроси. Если успеешь.

– Какого еще Али Шера? И почему – если успею?

– Так того белого волка, что ты по мою душу привел. Он все знает, потому как Али Шер – самого зла хозяин. Я один с ним справиться смог бы… Если заточение прекратит кто…

– Зачем же ты мне награду предлагаешь? Зло на Земле уничтожить – дело благое.

– Так думаешь, старый? Ладно. Освободи меня в этом случае за просто так. А награду обещанную тебе я подарком обзову. Хорошо придумано?

– Как же звать тебя, ящерка?

– Много мне имен. Но люди кличут меня с давних пор Мортою. А кое-кто и Инклюзом… Сильней меня свободного только двое – инклюзор, что меня в камень заточил, чтобы я Али Шера оставил, да Инкарнатор – ваших душ повелитель. Но с последним я заодно… Пока в камне я, Али Шер меня сжечь может одним только взглядом своим. Потому как живой адов огонь это. А на воле окажусь – я его в лед превращу, на осколки разобью, а растают те – выпью.

– Странно ты говоришь, Морта-Инклюз. Брешешь как будто?

– Не лгу я, хоть странно для тебя слышать слова иные, чем те, к каким ухо человечье привыкло. А не выпустишь… – ящерица вздохнула, – оставь здесь. К Али Шеру не выноси от греха.

– Ох, не жаль мне зла. Иди, коль просишь. И даров твоих не надобно.

Со словами этими Растрелли поднял камень над головой и со всей силы об каменный пол его кинул. Ящерка выскочила и быстро по самой стене начала карабкаться вверх. А правый карман камзола у Растрелли надулся, тяжелым стал. Видать, Морта-Инклюз свое обещание таки выполнил. Награду всучил.

Варфоломей Варфоломеевич руку в карман засунул, пощупал предмет. Нечто с дорожную иконку размером, но твердое, угловатое, гладкое. Стекляшка. Или, может, камень драгоценный, огранки странной – плоский с одной стороны. Да… Коль брильянт это, или сапфир, или яхонт – при таких-то каратах он дороже десяти сундуков злата чистого…

Но по прикосновении к награде последняя капля радости из души ушла. Словно скверна какая-то в душу закралась. И отчетливо понял вдруг Варфоломей Варфоломеевич, что зазря он проклятого Морту-Инклюза освободил.

А что, если Али Шер и не зло вовсе? Что, если сам Морта-Инклюз зло и есть? Вон, и Тихону безусловно помочь отказался…

Что-то тут не складывалось. Быстро все произошло, опомниться не успел. Времени на раздумья не дал, вредитель окаянный…

«Купили мастера за камень, каких он цел сундук имел»… Что?

Откуда слова эти?

* * *

Подобные сны вещими бывают – сплошь и рядом случается. Однако растолковать его Растрелли сам, увы, не мог. Пусть и навыки кой-какие имел.

Можно, конечно, подумать, что такие страсти привиделись под впечатлением пережитого за последнее время. А тут еще и Мартынов со своими выходками. Дом этот странный – как замок тевтонский. Причем на месте, где быть ему совсем не положено – посреди чухонских холмов. Свеча, что комнату словно солнцем осветила, седой волк опять же… Так. Постой, как там он вчера зверя своего кликал? Что-то из нынешнего сна. Точно ж. Лишерка. Может, Али Шер он? Само воплощенное зло, о котором поминали? Надо б старца как-то невзначай и, не дай Бог, не обидев, выспросить. Нет, сперва след сон испросить растолковать. В таких-то делах Ирод, должно быть, мастак.

Варфоломей Варфоломеевич уж застегивал камзол, когда дверь спальни отворилась. На пороге стоял давешний волк и вновь улыбался. Во весь свой хищный оскал.

Нет, не может такой милый зверь воплощенным злом быть. С одного взгляда видать, что добряк. Да. Добрый, умный и нисколько не страшный.

– Тебя, Лишерка, должно быть, за мною хозяин послал?