Применение возбуждающих средств было излюбленным мотивом авторов ранних, да и более поздних китайских романов; обращение к ним позволяло исполниться всем желаниям, осуществиться всем надеждам. В романе «Цзинь, Пин, Мэй» неутомимый герой Симэнь Цин, всегда готовый доказать свою удивительную доблесть, встречает тибетского монаха; его интерес к этой колоритной личности быстро оборачивается возможностью увеличения его уже и без того обширных познаний в области лекарств.
Проходя через храм, Симэнь Цин задержался в той его части, что называлась Зал Созерцания. У стены стояло несколько кушеток, и на одной из них полулежал монах очень примечательной внешности. У него была голова свирепого леопарда, на лице печать измождения, глубоко посаженные глаза слепо таращились в пространство. Платье его было бежево-розового цвета, а на шляпе был гребень, напоминающий куриный. С подбородка свисала длинная борода. Этот человек — бог Лохань, решил Симэнь. Это сам Одноглазый Дракон.
Его потянуло к этому монаху как магнитом; когда он присмотрелся, то с удивлением увидел две длинные капли соплей, похожих на пару зеленоватых палочек, свешивавшихся из его ноздрей. Эта невнимательность к своей внешности только утвердила Симэнь Цина в мысли, что перед ним монах, обладающий необычайной энергией. Он взволнованно воскликнул:
— О святой человек, откуда ты? Как получилось, что ты зашел именно в этот храм?
Трижды прозвучал вопрос, прежде чем на него был дан ответ. Монах сел ровно, вытер нос своим широким рукавом и сказал:
— Зачем задавать такой бессмысленный вопрос? Важно ли, откуда я? Разве я не буду тем же человеком, откуда бы я ни был?
Он посмотрел на Симэнь Цина пронизывающим взглядом и, казалось, немного оттаял:
— Разве мое имя меняется во время путешествия? Разве оно изменится, если я буду оставаться на месте? Но раз уж ты спросил, откуда я пришел, позволь сообщить, что я с Тибета, из самой удаленной части сосновых лесов, покрывающих нижние склоны высочайших гор. Мой монастырь называется «Ветреный Двор Холодных Вершин».
— Но что привело тебя в мой смиренный край, о святейший?
— Я вступил в мир обычных людей, чтобы подарить им специальные лекарства и снадобья Холодных Вершин. Неуважаемый юный чиновник, болен ли ты чем-нибудь?
— Я всегда нуждаюсь в особо тонизирующих снадобьях, — признался Симэнь Цин, — нет ли у тебя чего-нибудь для восстановления ежедневного излияния моей Жизненной Сущности?
— Да, есть, — ответил монах. — Эта просьба встречается нередко.
— Если ты будешь так любезен пообедать со мной в моем скромном жилище, мы могли бы вернуться к этому вопросу.
— Откушать за твоим столом — честь для меня.
— Ну что ж, пойдем, — сказал Симэнь, скрывая свое нетерпение.
Монах из Тибета поднял свой железный посох и перекинул через плечо кожаный мешок с пакетами, банками, тыквенными бутылками с лекарствами. Когда они покинули Зал Созерцания, Симэнь Цин пригласил святого человека сесть на его коня, но монах отказался, сказав, что не видит причины менять свои собственные ноги на ноги животного. Тогда Симэнь приказал слуге сопровождать монаха, а сам повернул коня к главной дороге.
Когда он прибыл домой, то с удивлением обнаружил, что монах и слуга уже около дома.
— Почтенный святой, ты, должно быть, действительно Бог, если можешь путешествовать так быстро! — воскликнул Симэнь. — Однако давайте поднимемся в верхний зал.
Как только они вошли в библиотеку, слуги унесли их верхнюю одежду, и Симэнь потребовал свою шапочку ученого. Длиннобородый монах сурово оглядел зал, будто никогда не видел подобного места; Симэнь почтительно молчал. Стены были увешаны свитками с картинами, их бамбуковые рукояти были украшены яшмой и сердоликом, а занавес у входа был из такой замечательной пряжи, что материал назывался «шелк из усиков креветок». Ковры на полу были орнаментованы изображением львов и фениксов, стулья изысканных форм были выточены из произрастающего на юге черного дерева. Под поминальными табличками стояла мраморная столешница.