In medias res

Где-то сохранилась эта, сделанная на Дону, в Басовке, фотография. Я сижу перед недостроенным шалашом. Его клетчатый каркас, прочно сколоченный из жердей и жердочек, готов. Часть бокового ската старательно оплетена пучками из камыша. Но только приблизительно на треть. Вид у меня печальный. Я уже понял, что мой великолепный, продуманный в деталях проект никогда не будет осуществлен. Слишком много требовалось камыша. Нужно было – и резать его, и возить на лодке, и оплетать им поперечные палки. Ася преданно и безропотно помогала мне и готова была продолжать начатое. А Маша, поначалу бурно воспламенившаяся идеей строительства на островке, очень скоро трезво сообразила, что возни здесь будет не меньше, чем на целую неделю. И взбунтовалась. У нее с Леной было множество и других увлечений, – чего стоила одна охота за бабочками!..

Да, шалаш был задуман слишком хорошо! Слишком основательно! И фотография – трогательное документальное свидетельство крушения очередной утопии.

* * *

И все же, жизнь – серия последовательных пробуждений. В каждый момент мы каким-то краем своего существа спим и что-то не воспринимаем, не замечаем. Потом удивляемся. Да, это было. Но где же были мы? Проспали? Да, проспали! И то, что мы забываем какие-то подробности и даже целые картины, может быть, создает какую-то новую картину?.. Увиденную издали и еще не понятую.

* * *

Из неожиданно прихлынувших воспоминаний: на взморье – то тут, там раковины беззубок. Но, наклоняясь к ним, видишь, что они пустые. Их обитательниц нет. Вот только створки от них и остались. Защитные створки, создаваемые для того, чтобы жить… Смысл притчи прозрачен. Мы тоже вынуждены защищаться своей скорлупой. Именно эта скорлупа связывает нас с другими. Художник зарабатывает деньги иллюстрированием детских книг, которые не хуже, но и не лучше множества им подобных. А для себя – он занимается живописью, которая никому не нужна, за которую он ничего не получает. Но может быть, именно в ней и теплится, как зыбкое пламя, росточек его истинной души. Не так уж важно, будет потом оценена его живопись или нет. Главное, что он в нее вкладывается и в ней – его истинное «я». Но окрепнет ли оно? Раскроется ли в полной мере, если почти все силы художника уходят на выстраивание своей скорлупы? И беда в том, что постепенно средство, – ибо и оно требует от человека огромной отдачи, – превращается в цель… Наверное, надо жить незащищено… Но выживешь ли?..

* * *

Вчера по телевизору в каком-то спектакле передавали отрывки из Маяковского – финал «Про это», а также – из «Неоконченного». То, что я помню наизусть, что когда-то срослось со мной, стало частью меня. Первая любовь, можно сказать. И действительно: «Не листай страницы, воскреси!» – Какой непроизвольный душевный выдох, выплеск! Интонационно очень точная строка, и – на пронзительно чистой ноте. Но такие сгустки, слитки – в куче бутафорского хлама. «В сердце мне вложи кровищу до последних жил» – плохо! Что же делать мне с моей первой любовью? Но она была первой! И, может быть, чтобы подтвердить обоснованность своего грандиозного самообмана, и поставила «точку пули в своем конце»?

...

18. 10.87.

* * *

Странная мысль пришла мне на ум сегодня утром, когда я ехал на Шереметевский аэродром в такси (по пути в Германию, реализуя творческую командировку Союза художников). На фоне того ощущения, что перелет – это всегда игра с судьбой я подумал о том, как притягательна сказка о встрече уходящего из этого мира – со своими близкими. Разум убеждает, что за этой встречей, если даже и допустить ее, ничего не может последовать. Ведь жить во времени – значит – расходовать себя. Нельзя жить, не «сгорая» в действиях. Но желание встречи с любимыми так велико и эмоционально власть его так сильна и безусловна, что даже намек на возможность подобной встречи всё заслоняет собой и полностью блокирует рассудочные доводы. Одного представления о «перевернутом» в будущее нашем – блаженном! – прошлом, включающем наших близких (перед которыми мы всегда остаемся в долгу!), достаточно, чтобы уверовать в рай! Разум парализуется чувством.

...

23. 11.87.

* * *

Думать о смерти – это не значит предаваться черной меланхолии или впадать в мистику. Это всего лишь помнить о том, что о тебе могут сказать после тебя. Думать о том, каким ты останешься в памяти других, когда они уже не будут ни твоими кредиторами, ни твоими должниками. Когда ты уже не будешь нуждаться ни в их снисхождении, ни в их комплиментах. И сам не будешь от них зависеть. Ведь любые отношения живых – в известном смысле – всегда прагматичны. Часто ли мы говорим друг другу правду в глаза? Опасаемся. Может повредить. Тебе или мне. Есть только «обходная» возможность: оставить написанное слово.

* * *

Жажда бессмертия – всего лишь показатель приобщенности человека к человечеству, самосознание человечества – в человеческой личности.

* * *