Иnаче №2 1997

При этих словах мальчик вспомнил Веру и перестал плакать. Отец ушел, закрыв дверь на лоджии и в комнате, а он стал вспоминать как они с Верой еще совсем недавно так прекрасно играли, как было хорошо и чем все закончилось. "Бедная Вера," - думал мальчик, - "сколько ей наверное придется ждать меня, и все напрасно". Мало того, что он не сдержал слово, завтра она к тому же узнает, какой он плохой. И он снова заплакал, но уже тихо, ведь папа не велел громко. А он ведь так любил и папу и маму, и всегда делал так, как они хотели, а сейчас он любил их еще больше, потому что чувствовал себя очень виноватым перед ними. Они его не били, почти не ругали, и даже никогда не пугали, как обычно пугают детей, чтобы они были более послушными. Один раз только дедушка, когда рассказывал про Луну, сказал, что она забирает к себе непослушных детей. Сказал ему это как-то вскользь, да и забыл. Зато мальчик запомнил это на всю жизнь. Он стал присматриваться к Луне, и она казалась ему всегда огромным, но слепым глазом. И это пугало его тем, что невидящий глаз мог и ошибиться, а потому забрать к себе и послушного ребенка. Сегодня же после такого поступка, вспомнив о Луне, ему стало особенно страшно. Ведь папа сказал, что оставит его на лоджии на всю ночь. А она даже не застеклена, еще не успели. Если папа с мамой не захотят простить его, хотя бы вечером, то уж дедушка с бабушкой обязательно их уговорят, ведь они его так любят. Но дедушки с бабушкой нет пока, они поехали проведать больную бабушкину сестру, и если она чувствует себя лучше, то привезут ее на юбилей, а заодно и купят деду подарок.

Дедушка приехал раньше с покупками, но один. Бабушка осталась посидеть с больной сестрой, и приедет попозже, так он объяснил своим домашним. Дед уже был под хмельком. Наверное в гараже, где ставил свою машину, друзья поздравили.

- Ну, а где наследник? - спросил наконец дед, ходя по комнатам и не видя внука.

- Он наказан. Стоит в углу на лоджии, - ответил отец.

- Давно стоит?

- Давно.

- Ну, так пусть выходит.

- Ты спроси сначала, за что стоит? - подошла из кухни мама мальчика.

- За что бы ни стоял, я именинник, объявляю всем амнистию!

И он уже хотел было пойти на лоджию выпускать пленника, но замешкался, не зная с какой начать, ведь их было в четырехкомнатной квартире целых четыре. Вообще на деда все молились и слушались его. Он был, как говорят "пробивной". И эту новую квартиру улучшенной планировки в престижном районе добился, и сам машину имел, и сыну купил, и дом в деревне собирался купить, чтобы уехать с бабушкой туда, а квартиру оставить детям. Молодые же с нетерпением, но не показывая, конечно, вида, очень ждали этого момента. А пока, чтоб не спугнуть эти его планы, они полностью во всем подчинялись его воле. И вся мебель и вся техника в доме, все было куплено благодаря ему. Дед цену себе знал и любил показать себя хозяином и даже с чужими вел себя несколько высокомерно. В разговоре слышал только себя и очень не любил, когда с ним спорят или осуждают его в глаза или за глаза. Кроме себя больше всех он любил только внука, ибо чувствовал, что только тот действительно любит и уважает его.

- Так вот, папа, не спеши с амнистией, - начала мама мальчика, теребя фартук. - Даже не знаю с чего начать, короче, наш сын, а твой внук, подложил нам всем такую свинью, что я и не знаю, как нам жить теперь в этом доме.

- Что-что-что-что? - скороговоркой забормотал дед. - Это что же он такое натворил?

- Он, он.., - тянула мама.

- Короче, он обоссал лифт, - отрубил отец, - и теперь весь дом наверное только об этом и говорит.

Дед немного помолчал, тупо уставившись на фартук, потом вдруг побледнел и со злостью процедил:

- То-то я заметил, что бабы у подъезда, как меня завидели, захихикали. Это ведь не дом, а сплошной "содом", ведь одна "блатата" в него заехала и так на меня сверху смотрели, а теперь, вообще как на негров глядеть будут. Ну ладно, я ему покажу.

Он бросился в большую комнату, схватил стоявший на видном месте, подаренный мальчиком рисунок и закричал в бешенстве:

- Где он?

- Да на лоджии, в маленькой комнате.

Дед бросился на лоджию, остальные за ним. Он бешеный, растрепанный вбежал на лоджию.

Мальчик никогда не видел деда таким страшным. Дед что-то орал, и как-то очень обидно, матом обозвал мальчика, так кричал со злостью, что брызгала слюна, а мальчик ничего не понимая, только вздрагивал от каждого резкого движения деда и все время ожидал удара, но дед так и не ударил его. Мальчик запомнил только последнюю фразу, когда дед разорвал в клочья его рисунок и швырнул в него обрывки.

Он крикнул мальчику:

- Забери свой подарок, поганец, неделю не вылезешь отсюда! И выскочил с лоджии, громко хлопнув дверью.