Иная кровь

— Люди, отзовитесь! — крикнул он во мрак, опустившись на колени. На этот раз слух не подвел, и Кай точно различил шорох. Однако еще лучшим помощником оказался нос. Стоило наклониться ниже, как его оглушила такая волна смрада, что он, не сдержавшись, закашлялся и поспешно натянул на лицо ворот свитера. Вонь пропитанной потом и нечистотами шерсти была противна, но уже казалась родной, своей. То же зловоние, что окатило его из решетки, было настолько омерзительным, что Кай не взялся бы определить, из чего оно состояло.

— Я пришел вас спасти, — сказал он, чувствуя, что голос предательски дрогнул. Дело, которое казалось совершенно правильным еще минуту назад, вдруг превратилось в обузу, которую нужно было сбросить с себя как можно скорее — либо трусливо убежав обратно к озеру, либо покончив с этой решеткой здесь и сейчас.

Схватившись за прутья, Кай со всех сил рванул люк на себя и вдруг отлетел к стене, едва не уронив решетку на больную мозоль. Вместо того чтобы цепляться за ржавые петли, люк легко оторвался и теперь висел у него в пальцах, оттягивая их к земле. Осторожно опустив решетку на камни, он подполз к зияющей темнотой дыре, все еще слабо веря в то, что в одиночку справился с чугунной глыбой. Может, это Калюста придал ему силы?

— Держитесь, я бросаю веревку, — крикнул он вниз и тут же зажал рот рукой, так как в галерее ходов, которая просматривалась сквозь естественную дыру в стене, мелькнул свет. Это был не электрический свет фонарика Валентина и не тусклое мерцание плесени, которая осталась в сумке гнома. То горели факелы и, судя по бликам, мелькающим по вековым сводам, их было не меньше дюжины. Солдаты Корпуса не освещали себе дорогу огнем, а осторожный Тиль не стал бы ходить с факелами на чужой территории. Значит, оставался последний вариант — к нему направлялись люди Гравия Златозуба, и намерения у них вряд ли были добрыми.

— Быстрее, — засуетился Кай, поторапливая себя. Размотав веревку, предусмотрительно захваченную у Тупэ, он закрепил один конец вокруг удобного выступа, а второй бросил в яму. Совесть подсказывала, что ему следовало бежать к своим, к озеру, чтобы предупредить о чужаках, но Калюста был другого мнения. Бог говорил, что он должен остаться.

— Эй, там! — он лег на живот и сунул голову в зловонную яму.

Почувствовав, как веревка натянулась под чьим-то весом, Кай подумал было о том, скольких «подравненных» он успеет вытащить до того, как придет Гравий, а в следующую секунду полетел в яму, сдернутый вниз парой крепких, грязных рук.

Нора оказалась не глубокой. Если бы Кай встал и подпрыгнул, то смог бы дотянуться до края дыры, которая выделялась в черном пространстве серым кругом. Очевидно, свет факелов уже дошел до пещеры, где была устроена темница. Однако Кай не мог встать — не то, что прыгать. Его руки и ноги придавили к мокрой глине десятки тел, которые копошились на нем, словно блохи на бездомной собаке. Наверное, сначала он кричал, но скоро кто-то залепил ему рот глиной, щедро припечатав грязную ладонь к лицу. Высунув голову из-под чьей-то подмышки, Кай понял, что это не гомозули, как он решил сначала. Но от осознания того, что на него напали люди, легче не стало.

В глубине норы мерцало что-то похожее на плесень, которую они с Тупэ подобрали в канализации, и в ее тусклом свете он разглядел «подравненных». Гном был прав — с людьми у них осталось мало общего. Покрытые лохмотьями тела были разными — распухшими и худыми, сильными и тщедушными, но все они были пугающе короткими, бледными и покрытыми струпьями, что делало их похожими на мертвецов, восставших из могил, но случайно забывших в них свои ноги. Тела ловко передвигались на сильных руках, перемешивая страшными обрубками глину, словно колдовское тесто. Они не кричали, не говорили и даже не шептали. Все действие происходило в зловещей тишине, от которой у Кая стыло на душе. Если у него когда-то и было обоняние, то оно умерло, исчезло, задавленное чьим-то животом, елозившим у него по лицу.

— Что вы творите! — прохрипел он, когда сумел выплюнуть глину. — Я вам помочь пришел!

И тут с ужасом понял, что по его руке двигается что-то холодное, металлическое и тупое. Двигается равномерно, поперек кости, вперед-назад, назад-вперед. Кай дернулся, живот, закрывающий ему лицо, съехал в сторону, и он разглядел «подравненного», который держал в грязных пальцах обломок ножа, совершающего те самые движения. Нужно было быть идиотом, чтобы не догадаться — ему собирались отрезать руку. В ту же секунду чьи-то зубы вонзились ему в бок, еще одни вцепились в икру на ноге, слюнявый рот замусолил по коленке, где уже успели порвать штанину. Но тут человек, державший нож, шикнул, и Кая кусать перестали.

— Мы его всего не сожрем, а мясо здесь быстро протухнет, — хрипло прокаркал он кому-то в темноте. — Сначала руки, через неделю — ноги, как договаривались.

Человек говорил негромко, словно опасаясь разбудить спящего зверя. Он, конечно, опоздал.