Иная. Песнь Хаоса

Это голос не Вен Аура, это не его теплые руки на ее плече. Кто посмел тревожить? Кому понадобилось? Зачем? Ей был нужен только Вен Аур! Ее Вен Аур! Или он уже растворился в Хаосе? Во имя кого? Во имя проклятого князя? Двоих князей, которые затеяли ссоры за земли? Пропади оба пропадом! Пропади…

– Котя!

Голос повторился, уже более отчетливый и настойчивый. Сварливая бабка Юрена вторглась на поле боя. Нет, что-то не так. Котя распахнула глаза, тяжело дыша. На груди словно лежал камень – так тяжело дался первый вздох после пробуждения. Похоже, она и правда едва не слилась с Хаосом.

– Котя, ты кричала во сне, – испуганно прошелестела Желя над ухом.

– Немудрено, – фыркнула бабка Юрена. – Будить сразу надо, Желя, а то подружка твоя всех нас перебудила! А руками-то как махала! Того и гляди в глаз ткнет.

Котя покраснела, не представляя, что творилось с ее телом в момент связи сознаний. Но тут же ею овладел предельный ужас.

Вен Аур! Вен!

Она босая вылетела за порог избы. Рассвет уже переливался зелено-розовыми лучами, но ярче него сквозь бойницы сияло пожарище. Враги помогли городу, когда нарыли вокруг стены насыпей, теперь именно они защищали от огня. Отряд добровольцев выполнил цель. Но кто из них еще оставался живым? Зачем только Вен придумал себе такой долг? Или считал, что так избавит Котю от мучений? Ее сердце разрывалось от тревоги: она не слышала песню! Та прервалась, и, как говорил Генерал Моль, настала звенящая ледяная тишина. Полное ничто.

Тишина! Как страшно вслушиваться в тишину посреди сотни звуков. Котя стояла посреди двора как блаженная, бесцельно впиваясь взглядом в огонь, объявший вражеский лагерь. Где-то оборвалась песня… Где-то… Нет! Она вновь появилась!

«Вен! Ты вернулся!» – ликовала Котя. Ее любимый, ее смелый Вен Аур вновь вернулся в человеческое обличье. Хаос не поглотил его образ, не обратил в колышущийся отпечаток ночи.

Руки Коти повисли плетьми от усталости, но сердце наполнялось радостью. Ведь он победил! Выиграл свое сражение, которое остальным оказалось не под силу. Он остался жив, песня сохранилась, их вечная связь душ, их неизменная свобода воли. Свобода в предназначенности друг другу. Она давала смысл жизни, позволяя бороться дальше. Но ноги подкосились, а небо устремилось навстречу, словно в тот миг Барьер упал на землю. Коте показалось, что она всего лишь моргнула. Где-то далеко, за пределами ее сознания, она оцарапала руку о поленницу и подвернула лодыжку при падении. Или не она, или кто-то другой. После путешествия между сознаниями она уже не ведала, чье это тело, кому оно принадлежит. Всего лишь моргнула – не более, всего лишь на мгновение прикрыла отяжелевшие веки…

– Голубушка! Очнись! Очнись! Милая!

Кто-то теребил за плечи, поднося глиняную плошку к губам. Из нее же брызгали на лицо холодной водицей. Котя с трудом приоткрыла глаза. Яркий всполох неба, путешествие на стену, кружение образов и обостренных ощущений, превращение в облако Хаоса, парение вне всего и над всем – все это растворилось и ушло. Снова предметы означали лишь то, что могли означать: молчал криворогий ухват у печи; застыли старой древесиной четырехлапый стол и две длинные скамьи под ним; печально ютились в дальнем углу заброшенные прялки. Ветер из окна колыхал занавесь на лежанке.

– Голубушка, это ты от голода? Котенька! Не отдавай мне больше свою еду, пожалуйста. Я и так выдержу!

Кто-то ронял слезы на щеки, они текли к вискам, заползали за уши, тревожа горящую голову прохладой. Кто-то… Да кто же еще шептал с такой нежностью и трепетом? Пригожее, но изможденное лицо Жели показалось из полумрака сумрачной избы. Она стояла по левую руку, склоняясь над скамьей. Котя же ощущала во всем теле слабость, но одновременно странную уверенность.

– Не от голода, – тихо проговорила Котя. – Мой кузнец вчера отправился с отрядом, чтобы устроить тот пожар.

– Но ведь… из них никто не вернулся… – тихо проговорила Желя.

Котя приподнялась на локтях и нахмурилась:

– Не говори того, что не знаешь! Он вернулся! Вернулся!

Острое желание найти Вен Аура пронзило сердце, придало сил. Котя вскочила с лавки, наспех натянула сарафан и лапти, оставляя Желю в недоумении. Только бы узреть воочию, что любимый вернулся, только бы обнять его, прикоснуться именно к нему, привычному, теплому, а не сумрачному облаку Хаоса, не этой первородной неразборчивой массе. Она хотела остаться рядом до самого конца, слышать песню, но рядом с человеком. Он же не лгал, что в двадцатую весну выбрал этот облик. Лишь бы не солгал!

Котя выбежала из избы и кинулась к кузницам. Уже вечерело. Тени удлинились, из-за стен доносился удушающий запах дыма и паленого мяса. Лагерь противников не ожидал дерзкого нападения. Но выжил ли хоть кто-то из защитников города? Котя кинулась к знакомой двери кузницы, на нее пахнуло жаром, отчего перехватило дыхание. Она до боли вцепилась побелевшими пальцами в массивный дверной косяк, спросила:

– Где подмастерье?

Старый кузнец поднял глаза, тяжелый взгляд из-под кустистых бровей поверг в смятение. Он ответил: