Иная. Песнь Хаоса

– Вен… – вздохнула нервно Котя. – Правда ли, что завтра сражение? Правда ли, что…

– Да, – приглушенно отозвался Вен Аур. – Они нападут завтра. Это точно. На совете князь так и сказал. Для этого нас и послали. Но войска из Эрома отстают из-за недавних ливней. Мы должны продержаться, а они ударят с тыла. Должны, иначе все напрасно. Если выживем, то все закончится.

Котя вновь зарылась лицом в грудь Вен Аура, вновь осторожно припала губами к рубцу. Но не более того. Между ними не случилось страсти в ту бесконечно длинную ночь. Они остались полуодетые в кромешной темноте бани. Пахло сырым деревом, душистыми вениками и лесом. Они заснули в объятиях друг друга так же, как зимой, в то время, когда питались свободой. Они и не подозревали, что раньше познали величайшее счастье, не дорожили им, всё ждали чего-то, искали кого-то. А теперь война, этот беспощадный писарь, грозила поставить финальную точку в их жизнях. Но всё наутро, не теперь, не в этой пахнущей травами темноте. Здесь им виделись луга и цветы, слышалось пение птиц, сладкий шорох дождя. Сон длился на двоих. Котя впервые видела цветной, яркий, более настоящий, чем серая быль, которая предстала с первыми рассветными лучами.

Протрубили далекие рога наемников Аларгата. За время осады их сигнал к атаке выучили все. И этот заунывный низкий звук вмиг разорвал успокаивающее тепло тихой бани. Котя подскочила первой и принялась обратно одевать Вен Аура, судорожно кидая ему вещи.

– Это не для боя! – воскликнул он и унесся, видимо, к кузнице.

Вскоре Вен Аур предстал в кольчуге и шлеме. На поясе у него висел меч.

– Сбереги кафтан и кушак. Они для праздника! Для нашей свадьбы! – отрезал он с небывалой уверенностью и запечатлел последний поцелуй на губах Коти.

Больно, очень больно обжег, как отлетевшая искра из-под кузнечного молота. Котя осталась одна со свернутым кафтаном в руках. Вещи еще хранили его травянистый запах, но не оставалось времени, чтобы прижать их к лицу и заплакать от страшного расставания.

Она вышла из бани и утонула в мелькании лиц. Мимо нее строем пронеслись подмастерья кузнецов, покинувшие свои места у печей. Они сменили молоты на клинки. Но среди них уже не мелькнули золотые кудри любимого. Он унесся быстрее, чем облако Хаоса. То ли по указанию князя, то ли по своей воле. Иначе сломался бы, не сумел оставить, бросить один на один с взвивавшимся вокруг ужасом.

Котя метнулась к избе, ожидая приказаний от бабки Юрены или хоть кого-то. В сером помещении уже оказалось пусто. Слишком пусто и тихо для поднявшейся суматохи. Видимо, все женщины поднялись на стены помогать ополчению. Но кто-то неуверенно зашевелился подле стола, силясь подняться, протягивая слабую руку. Кто-то слабо простонал:

– Ой, Котя… Котенька, что-то… что-то случилось со мной.

– Желя! – ахнула Котя, подбегая к подруге, с трудом почти волоком перенося ее на лавку, на их общее лоскутное одеяло.

Желя упала в отсутствие подруги, и не нашлось никого, кто сумел бы помочь ей. Котя корила себя, почти ненавидела за проведенную в бане ночь. Слабая юная женщина мучилась, вздрагивала всем телом. Ее лоб покрывал холодный пот, а бескровные губы едва уловимо шептали:

– Битва… Когда началась битва, что-то как оборвалось во мне, а теперь…

По ее рубахе расплывалось кровавое пятно, и Котя вмиг сообразила, что случилось. Тут же она испуганно кинулась на поиски старухи. Та сновала вперед-назад, помогая тащить на стену котлы, наверху в нескольких уже кипела смола. Но все это не имело значения.

– Бабка Юрена! Желе плохо! Очень плохо! – не своим голосом возопила Котя.

– Да что ж такое! Подождать не могла! – прорычала старуха, бросая все дела. – Прежде срока-то… Ой, беда…

– Помогите ей! Помогите! – причитала Котя, но сжимала кулаки, давя в себе подкатывающую панику. Она уже не знала, что страшит ее больше: битва или то, что происходит с Желей, ее милой доброй Желей.

– Иди! Нечего тебе здесь быть! Сама справлюсь! На стену иди! – рявкнула Юрена, с силой толкнув за плечо к двери.

Все мелькало перед глазами, непокорная суровая Котена никак не желала брать верх над перепуганной девочкой Котей. Она уже запуталась, где происходит настоящая битва: в избе или на стенах.

– Они пробились к детинцу! – донесся истошный вопль кого-то со стены.

И тогда белокаменный кремль окрасился в черный цвет опрокинутой с него смолы. Войска Молниесвета пошли на прорыв, ведь им тоже не оставили иного выбора.