Иная. Песнь Хаоса

Мир представал искаженно. Малозначительное выглядело невероятно важным. Крошечные детали вырастали в хитроумные заговоры самого мироздания. Умерла… Котя перебирала в памяти, где же она допустила ошибку, что сделала не так для Жели. Может, недостаточно кормила ее? Нет, отдавала все, что удавалось достать, сама чуть не падала от голода. Может, не укрывала теплым одеялом? Да нет же! На дворе и так стояла невыносимая жара. И из бани выводила на воздух, и молилась вместе с ней духам. Или, может… Котя устрашилась сама себя: «И огонь идет за мной. Огонь. Огонь – смерть. За мной идет смерть. Я – Иная! Обращенная к Хаосу. Желя! Желя, прости меня!»

15. Сильнее судьбы

Всадники въезжали в детинец стройными рядами. Над частью реяли знамена Дождьзова, но больше дружины шествовало от правителя Эрома. За победителями вели связанными Молниесвета и его приближенных. Их заставили нести свои знамена склоненными книзу, чтобы стяги пачкались в саже и пыли. Враждебный вероломный князь воровато озирался и, кажется, по-звериному шипел от ярости.

Народ же приветствовал его победоносного брата. В доблести Дождьзову и правда нельзя было отказать. Но все же Котя ненавидела его, ненавидела сильнее поверженного соперника. Она стояла у порога избы, страшась обернуться. За ее спиной безмолвно повисла смерть. Котя вцеплялась дрожащими содранными пальцами в косяк двери, словно опасаясь, что погибель втащит ее в эту сумрачную пещеру скорби.

Все еще не верилось, что это произошло именно с Желей. Нет-нет, Желя где-то ходит, вместе с остальными приветствует своего Дождьзова. Ходит… призраком. И наверняка по-прежнему витает где-то рядом с ним, слишком привыкла, слишком надеялась на его милость, слишком верила в его любовь.

«Видишь, прав ты, Вхаро, вот такие люди! Видишь, Генерал Моль, вот так у нас обманывают друг друга. Судьба или не судьба, а власть и войска слаще», – думала Котя, и гнев душил ее, не прорываясь слезами. Она всё рассматривала всадников, незаметная в полумраке избы, залепленная копотью.

Первым делом князь обнял усталую перепуганную жену и маленьких дочек. Всех покрывала сажа, почти не оставалось различий между простым людом и правителями. Жемчужный убор княгини сбился набок, длинная парча пострадала от огня в нескольких местах. Но княгиня радостнее всех приветствовала воинство своего отца. Пусть. Котю все это уже не интересовало. Люди власти выстраивали свои сети. Вскоре обещал начаться суд над Молниесветом, потом заключат новые договоры. И прочее, и прочее… Власть – это игра. А для простого народа важнее жизнь. Котя хотела просто жить, Желя хотела просто жить. И обе мечтали быть любимыми.

«Вен! Вен Аур!» – спохватилась Котя, хотя еще мгновение назад ей представлялось, что она одна в целом свете. Но то лишь мороки смерти, у нее оставался тот, кто по-настоящему ждал ее, тот, кто никогда не бросил бы. Вен Аур никогда не стремился к власти. Где же? Где же он, любимый, возможно, раненый?

Котя кинулась вперед, оставляя бабку Юрену в ее обители тьмы и разложения, коей стала изба за время осады. Котя же стремилась вперед, на дрожащих ногах она бродила по детинцу, всматриваясь в лица всадников, заглядывая в подводы с ранеными. Вокруг толпилось слишком много усталых людей, зов не служил надежным ориентиром. И все же посетило некоторое предположение.

Дождьзов что-то громко возвещал с уцелевшего высокого крыльца, пригибая к земле стоящего на коленях Молниесвета (а еще их когда-то называли братьями!). Вокруг толпился народ, слова тонули в общем гомоне и восклицаниях. Котя же протолкалась через череду щитов и кольчуг. Зов доносился все ближе, и снова она слепо следовала на звук, который связал два сердца. Только это позволяло дальше жить, только это оставалось смыслом существования.

– Вен, – выдохнула обессиленно Котя, находя его возле княжьего крыльца среди дружины. Ее еще стремились остановить, но звучный оклик любимого позволил пройти.

– Что с тобой? – вскинулась Котя, опасаясь потерять еще и его.

Левая рука бесстрашного воина безвольно повисла на перевязи, на лбу и щеке запеклась кровь, один глаз заплыл. Вен Аур прихрамывал, но все же твердо стоял на ногах и вполне уверенно подошел. Насколько уверенно способен передвигаться человек, сражавшийся почти сутки.

– Ничего, это все несерьезные. Заживут через седьмицу, – браво отмахнулся Вен Аур, но тут же просиял: – Котя! Котя, мы победили!

– Я знаю, – бесцветно отозвалась она.

За время обороны она дошла до исступления, лишь подчиняясь командам. Связная речь превращалась в глухое мычание, но больше всего хотелось завыть. Никакой радости от победы Котя не испытывала.

– Что случилось? – нахмурился он, здоровой рукой привлекая к себе.

– Желя. Умерла, – выдохнула Котя, и голос ее надломился.

Она припала к груди любимого, не обращая внимания на жесткую кольчугу, даже радуясь, что ее звенья впиваются в горящие щеки. Так лучше, боль отрезвляет, боль дает ощущение себя живой. Это мертвые спокойно лежат в могилах, зарытые в землю.