Обычно кузницы спешно переносили в детинец, если случались осады. Стольный град ощерился тремя полосами укреплений: вокруг деревень-слобод высился земляной вал, который теперь утыкали острыми кольями. Дальше преградой служила пересыпанная дерном деревянная стена, с которой лучники поливали бы градом стрел неприятеля. И последним рубежом оставался белокаменный детинец, дивно красовавшийся на холме, как затейливое украшение на вершине хлебного каравая. В нем-то обычно и прятали кузнецов, чтобы оружейники до последнего продолжали плести или чинить кольчуги да закалять мечи. А если уж и они вступали в бой, значит, спасти град сумело бы только чудо. Так слышала Котя от стариков да странников, которые в былые времена заходили в их деревню.
Деревня… Матушка… Как там они? Где? Котя лишалась сна, сжимая под лоскутным одеялом похолодевшие руки. Рядом Желя тоже не спала. В темноте ночи подруги встретились взглядами и устрашились собственных лиц: с ввалившимися глазами и щеками они напоминали две восковые маски, точно предвестники погибели. Нет, нельзя об этом и помышлять! С передовой еще не пришло ни одной дурной вести. Впрочем, до прядильни и вовсе не доносилось никаких новостей. Кажется, именно это сводило с ума мнительную Желю.
— Почему не спишь? — спросила она шепотом.
— А ты? — не ответила Котя.
— Не сплю, — вздрогнула Желя и перевернулась на бок, обнимая себя руками.
Котя погладила ее по голове, но сделала только хуже, потому что подруга залилась слезами, беззвучно сотрясаясь от рыданий и причитая:
— Что же будет с сыном князя, что же будет!
— Желя, ну о каком сыне ты все твердишь? — наконец не выдержала Котя.
— О своем. О своем ребенке, — пискнула едва слышно Желя.
И тогда гладившая ее волосы рука повисла в воздухе.
— Как?
— А ты не знаешь, как это бывает? — отозвалась со скрытой злостью Желя, утирая слезы.
Котя обмерла, ей показалось, что в горле застрял шершавый клок пряжи. Ободряющие слова растерялись, зато встали на место все диковинные и не очень приятные предположения. Все эти рассказы про Дождьзова, восхищение им — все было неспроста. И, что хуже всего, в мастерской все давным-давно знали. Котя почувствовала себя последней дурочкой из глуши.
— Ребенка носишь? От князя? — все-таки переспросила она, мысленно надеясь, что на этот раз ошибается. Но уже не оставалось никаких сомнений.
— Да. Ты прости меня, придется тебе подменять меня все больше. Но ты же уже привыкла, правда? — вымученно улыбнулась Желя.
Она погладила Котю по щеке, потерлась носом о ее плечо, словно ища защиты. Куда же ей ребенка! Сама ведь еще выглядела почти как дитя.
Все знали об этой связи, не освященной десятью духами. Но отчего же не желали хотя бы в терем забрать молодую женщину, которая носила еще одного наследника? Если бы родился мальчик, он бы имел права на престол как самый младший сын. Обычно такие побочные дети оставались в дружине, но порой нападал мор, наследники от законных жен все умирали. Тогда-то и выдвигались байстрюки.
«Ее не хочет видеть подле себя княгиня», — подумалось Коте. Она вспоминала властную женщину с надменным разлетом собольих бровей и небрежно поджатыми губами. Та царственно следовала рядом с Дождьзовом на серой лошади в белых яблоках, ветер развевал парчу синей шубы, лицо обрамляли жемчуга и самоцветы. Почему-то только теперь увиденное краем глаза лицо обрело живые формы. До того они с Вен Ауром слишком волновались за Огневика. Но теперь Котя тревожилась за Желю не меньше. Определенно, княгиня строила всяческие препятствия, не желая ни младших жен, ни лишних претендентов на трон. К тому же привезли княгиню из далекой приморской страны Эром, где многоженство запрещалось уже несколько веков. Местные друиды, которых там называли волхвами, вроде как вычитали в древних книгах и истолковали по-своему заповеди десяти духов. Словом, княгиня не терпела соперниц.
«А еще у нее две маленькие дочери!» — вспомнила Котя и тогда утвердилась в своей догадке. Если бы у Жели родился сын, то случилось бы непоправимое для законной жены. Повезло еще, что она не имела права и вовсе изгнать девушку со двора. Но раньше-то маленькую мастерицу защищал сам князь, а как только он ушел в поход, положение Жели сделалось невыносимо шатким. Вот она и плакала. Котя решила, что обязана стать ее поддержкой и защитой. Пусть мечом сражаться не научилась, зато бабьи склоки и козни узнала слишком хорошо за свое пребывание в доме отчима.
— Желя, да при чем тут это… Подменю, конечно, — ласково сказала Котя, проглатывая неприятный ком, только голос предательски надломился: — Но ребенок от князя. И ты… Так не должно было случиться.
— Почему? — встрепенулась Желя и как будто обиделась, нахмуриваясь.
Светлело весной уже рано, до пробуждения всей избы оставалось еще некоторое время. Но выражение лиц уже отчетливо вырисовывалось в зеленых переливах первых лучей. Желя хмурилась все больше, а Котя бормотала неуверенно:
— Ну, ты должна была встретить юношу своего круга, ремесленника, может, ратника, выйти замуж и… Это неправильно!