А ещё у дамы должна быть чистая шея, и никаких грязных подтёков от воды с мылом и катышков застарелой пудры, обновляемой ежеутренне вместо нормального мытья… Да-да, были и такие неряхи, которые по привычке, укоренившейся с тех времён, когда в Эстре не открылись ещё общественные бани и не пошло веянье среди аристократии принимать ванны хотя бы раз в неделю, считали чистоту греховной и соблазнительной. На самом-то деле — просто экономили, воду-то греть было дороговато, дровишки в цене кусались, пока из Лотарингии не стали привозить дешёвый уголь.
Пока гостья пила предложенный кофе, Бланш успела оценить и благородную осанку, и отсутствие жеманства — некоторые клиентки, дабы показать утончённость воспитания, держали крошечную чашечку еле-еле, двумя пальчиками, оттопырив мизинец и едва смачивая губы горячим экзотичным напитком. Морщились, лицемерки, но сахар не клали — в моде было наслаждаться природным вкусом, сиречь горечью. Госпожа Доротея завоевала сердце модистки тем, что, не поведя бровью, щипчиками подхватила из сахарницы и отправила в свою чашку три кусочка желтоватого тростникового сахара, и без колебаний разбавила кофе горячими густыми сливками. И выражение лица при первом же глотке у неё было такое…
Господи-боже, будто она этого кофе уже лет сто не пила. Откуда Винсент её откопал?
Перво-наперво распорядиться приготовить ванну, определилась Бланш. Гостья с дороги, пропылённая до макушки своего дурацкого вдовьего чепца, ей-богу. Мало того, что предложением освежиться она завоюет её сердце, но и… гкхм… Примерку всё же лучше делать на чистое тело, не так ли? В перечень их дополнительных услуг омовение клиентов не входило, но Бланш решила ради такого случая уступить гостье собственную деревянную объёмистую лохань. В горячей воде недостатка не было. По примеру многих мастерских, рабочие помещения и зал для приёма клиентов располагались на первом этажа, на втором — жилые комнаты, её и девочек, прислуга же неплохо расположилась в мансарде: там зимой было, как ни странно, теплее, чем на остальных этажах — из-за большой бочки с водой, под которой постоянно поддерживался огонь. Это Бланш собезьянничала с того устройства горячего водоснабжения, что внимательно изучила в доме его светлости. У неё, конечно, было всё намного проще, и воду на верхотуру таскала прислуга, а не качали ручными насосами, как в Гайярде, но всё же… Такую роскошь, как ежедневная горячая ванная, не каждый горожанин средней руки мог себе позволить.
— Вот что я вам скажу, господин Винсент, — с некоей фамильярностью, позволительной для закадычной подруги матери, обратилась к капитану Бланш. — Даже не думайте сидеть здесь и дожидаться результата, за полчаса мы не управимся. Помните, сколько пришлось потрудиться над вашей маркизой? А тут у нас случай потруднее будет… Езжайте-ка по своим делам и возвращайтесь не раньше вечера. Госпоже Доротее, помимо всего прочего, нужно будет немного отдохнуть после дороги, это освежит и улучшит цвет лица. Никакое платье не отбелит кожу и не заставит глаза сиять лучше, чем полноценные два часа сна после обеда. Так что — ступайте себе, капитан, и ни о чём не беспокойтесь: за результат я вам ручаюсь.
Джеймс Вильям Гордон, посол бриттской империи, пребывал… испытывал…э-э… несколько смешанные чувства.
— Так ты говоришь…
С натугой поднял грузное тело из недр обширного кресла. Ножки жалобно скрипнули. Посол тяжело прошёлся по кабинету, утапливая каждый шаг в густом ворсе персидского ковра. Остановился у камина. Поморщился от кислой отрыжки… ох уж это пиво по утрам, до сих пор вспоминается, пора бы уж переходить на милый его соотечественникам чай… Потёр над пламенем руки. Последние два дня его то и дело бил изнурительный озноб, но теперь-то Гордон доподлинно знал — отчего.
— Так ты говоришь… — повторил он, обернувшись к маленькому человечку, что почтительно замер в полупоклоне, да так до сих пор и не выпрямился. Очаровательная субретка лет двадцати, стоявшая рядом, свеженькая, как бутон английской розы, помедлив самую малость, присела в изящном реверансе, как будто всю жизнь только этим и занималась, несмотря на то, что платьишко на ней было не ахти какое роскошное. Впрочем, старый толстый интриган повидал на своём веку всяких — и принцесс в лохмотьях, и епископов в кирасах, и девок в горностаевых мантиях. Эта же… м-м-м… особа была на редкость интересной. И с весьма богатым потенциалом. Многообещающим, как и её лукавые взгляды.
— Сара больше нет, — быстро прошептал маленький Джон Клеменс, он же — Жан Клеман, он же — шпион по особым поручениям секретного ведомства Бриттской внешней разведки при посольстве в Эстре. — Сар стёрт с лица земли. Сара больше нет…
Лёгкая ладонь его спутницы отвесила Клеменсу подзатыльник.
— Не обращайте внимания, ваше сиятельство, — снисходительно извинилась за убогого красотка Аннет. — Он с тех пор, как с того местечка приехал, ведёт себя, словно пришибленный, только одно и твердит: Сара больше нет.