Что ж, это немало. За это время можно присмотреться, заглянуть в тот самый монастырь, о котором говорили недавно святые отцы, возможно — подготовить местечко для себя. Там будет видно. А сейчас — помнить, что она здесь не в гостях, а на службе. Прийти в себя после столь неожиданной перемены в своей жизни и… Доротея устало потёрла лицо. Хотя бы разобрать вещи. Гардеробная ещё пуста, шкафы и комоды — тоже, словно ожидают, когда, наконец, обрастут новыми вещами… Всё вокруг новенькое, с иголочки, как платье на ней, и только её дорожный сундучок скромно стоит возле кровати, единственное линялое пятно во всей обстановке, но оно ей мило, как напоминание о старой жизни. Этот сундучок был с ней ещё в те далёкие времена, когда она путешествовала с Алексом. Она ни за что с ним не расстанется.
Руки сами вспомнили, как развязывать ремни, дополнительно поддерживающие крышку. Пошарили в поисках ключа… Но ключ остался в старом платье, которое она не стала забирать у модистки. Не беда. Ключи она теряла часто, а потому ещё с детства научилась открывать нехитрые замки погнутым гвоздём или шпилькой, наука нехитрая. Послушно звякнув, замок открылся. Дори откинула крышку.
И увидела ту самую книгу.
А ведь она её специально положила сверху, чтобы не забыть!
Постучавшись, заглянула горничная.
— Госпожа Доротея, вас ждут к обеду в малой столовой! Вам помочь приготовиться?
— Спасибо, милая! — Новая компаньонка герцогини, такая величественная и неприступная с виду, но ничуть не гордячка, с сожалением вернула церковную книгу на место, поднялась с колен. — Нет, переодеваться мне пока что не во что. Просто проводи, я же здесь пока ещё ничего не знаю…
— Жи-иль! Жиль, ты такой… Необыкновенный! Я так рада! Как ты догадался привезти сюда тётушку Дору? Она ведь столько знает, она такая умная, и так хорошо учит! Я у неё всё-всё понимаю! Спасибо, Жиль!
— Э-э… Милая… не приписывай мне чужих заслуг. Её привёз Винсент. Но если хочешь меня поблагодарить — посиди со мной немного… Нет не здесь, кресло и без того тесное, садись на колени… вот так.
— Жи… Ох… А это ничего, что мы так… обнимаемся? Всё-таки ещё светло…
— Это от свечей светло, моя ласточка, сейчас мы их потушим.
— Жи-иль! Подожди немного… Можно спросить?
— Спрашивай, солнышко.
— А дядя Жан тоже сюда приедет? И мальчики? Им можно?
— М-м… Не всё сразу и не все сразу, ласточка моя. Не забывай, ты всё же для всего мира теперь — Анна, и если вокруг тебя будет слишком много чужих родственников… Ну, ну, сердечко моё, не огорчайся. Мы что-нибудь придумаем. Мне уже сейчас нелегко называть тебя чужим именем, я всё время опасаюсь проговориться на людях, но… подожди немного. Однажды я перед всем миром назову тебя Мартой, только нужно, чтобы это никому не принесло вреда, понимаешь? И в первую очередь тебе, милая.
— Да, Жиль, я знаю, ты всё продумаешь и всё сделаешь лучше всех. Ты такой добрый, Жиль…
— Правда?
— Правда-правда! Можно, я тебя…
…- Марточка, это ужасно.
— Ой, что ужасно?
— Без «Ой»!
— Да-да, я поняла, так что?
— Ты совершенно не умеешь целоваться, моё сердечко. Это меня огорчает. Такая умная девочка — и такой пробел в обучении… Надо срочно всё исправлять. Начнём прямо сейчас. Делай, как я…
— … Ух… Жи-иль…
— Ласточка моя…
— А что это ты затеял?
— То, что должны делать твои горничные. Повернись, никак не найду начало этой шнуровки… Я ужасно ревнив, милая, а ещё, оказывается, жуткий завистник, я только недавно это понял. Стоит мне подумать на досуге, что Берта и Герда тебя каждый раз раздевают перед сном и смеют лицезреть эти…
— Ох, Жи-иль…
— …эти прекрасные белоснежные грудки… эту впадинку между ними…эти сосочки, розовые, как губки Амура…
— Ох… что ты там видишь, в темноте?
— А я уже привык. Да и на ощупь вдвойне интереснее. Дай-ка сниму второй рукав; не правда ли, из меня получается отличная горничная?
— Не слишком, ваша светлость. Всего полдела сделано, а как же юбки?
— Я больше привык их задир… нет, не слушай меня, сердечко моё. Я и впрямь нерадив. Помоги мне, и мы вместе справимся с этим ворохом ненужной ткани, она давно уже мешает.
— Мешает? Чему? Ой, щекотно…
— Прекрати хихикать, девочка. Я очень серьёзен. Та-ак, ещё одну юбку долой… Чему мешает? Да я уже дымлюсь от напряжения, неужели ты не видишь?
— Не вижу, ваша светлость, вы же сами погасили свечи… Как вам не стыдно? Чем это вы ко мне прижимаетесь?
— Раздевая девушку, что сидит у тебя на коленях, нет-нет, да прижмёшься чем-нибудь к талии.
— Это не талия, она выше. Я уже кое в чём разбираюсь, ваша св… Ой!
— Я же сказал, что дымлюсь… это от излишней горячности. Ты не боишься? Марточка, милая…
— Не боюсь. Поцелуйте меня ещё раз, ваша св…
— Жиль…
— Жи-иль…
— А как же мы найдём в темноте мою сорочку? Это неприлично — спать голой!
— Очень даже прилично, особенно с мужем.
— Правда?
— Конечно. Только спать в кресле неловко, пойдём… в кровать, в конце концов! Марточка, сердечко моё…
— Жиль, Жиль, погоди…