Иная судьба. Книга I

Узнать, какая из себя новая герцогиня, было просто насущной необходимостью. Нельзя упоминать о прежней? Ну и ладно. А эта-то какова? Чего ждать, к чему готовиться, и вообще — можно ли хотя бы говорить в её присутствии? При бывшей — там слова не скажи, даже случайно, хоть она тебя и в упор не замечает. А рот откроешь — глянет, будто это стул заговорил или стол. Чуть что не так — по щекам налупит, да ещё и ручку брезгливо вытрет, будто к гадине какой прикоснулась… Правда, при его светлости никогда такого себе не позволяла. Хитрая была.

— Ножка махонькая, прямо точёная, талия — во! — продолжала меж тем Герда, сменив подружку. Сложила большие и указательные пальцы в кольцо, показывая, сколь тонок стан у госпожи. Все, конечно, понимали, что девушка приукрашает, но… слушать о достоинствах новой хозяйки хотелось ещё и ещё. — А глаза — добрые да ласковые, словно лучики из них какие расходятся.

— Ну, это уж ты… — недоверчиво крякнул конюх Петер. — Лучики, скажешь тоже…

— А вот поглядишь. Будет господин Гийом наше хозяйство показывать — наверняка и в конюшни сведёт, вот сам и увидишь.

В том, что хозяйке покажут лучших в провинции лошадей, никто и не сомневался. Даже Его Величество Генрих изволили восхищаться. Только вот оценит новая госпожа? Она ведь, говорят, не совсем хороша умом да памятью после пленения-то. Конюх поджал губы. Следи за собой, Петер, целее будешь!

— А ещё я вам скажу… — Герда понизила голос до шёпота и даже оглянулась: нет ли поблизости дворецкого. — Спина-то у её светлости…

— Ой-ой-ой! — тихонько подхватила Берта, спешно вытерев ладонью «усики» после морса. Не могла она допустить, чтобы т а к о е сказали раньше неё. — Не буду говорить, раз нельзя, но у нашего садовника Ганса, где я раньше служила, тоже такая была… отполированная. Но его-то — за дело, сами понимаете, за пьянство, а её — за что?

Все вокруг так и ахнули. И толстушка Дениза, и Петер с помощником, и поварята, и оба лакея с половины его светлости, и сестрички Мишель и Жанна, что раньше были приставлены к хозяйке и незаслуженно обвинены в воровстве… Ох, им тогда досталось… А пропавшее ожерелье герцогини было найдено при обыске в мышиной норке неподалёку от хозяйского тайничка. Никто и не сомневался, что оно найдётся!

— Неужто и вправду — в заточении держали? — как бы ни к кому не обращаясь, сказала Дениза. — Ой, что делается… А я-то вам что скажу… Приходит ко мне госпожа Аглая, строгая такая, хужей обычного, но я же чую — что-то с ней не то, не в себе малость. И говорит: так мол, и так, приблуда-то… — тётушка неохотно поправилась: — Герцогинюшка-то наша объявилась! Привёл его светлость самолично за руку, да и объяви на весь дом: та, что воровка и на каждом углу меня позорила — самозванка, а вот эта, душечка, и есть моя жёнушка.

— Так и сказал? — недоверчиво переспросила Мишель.

— Лопни мои глаза! Спроси вот у Николя!

Пожилой лакей, приставленный обычно к дверям на хозяйскую половину, важно кивнул.

— Собственными ушами слышал!

— Вот я и говорю! — тётушка Дениза победно взмахнула рукой, но никто и не сомневался в её правдивости. — И обсказывает мне, значит, госпожа Аглая, про то, что госпожу Анну похитили, в плену держали… голодом морили, мол… — Полное лицо старшая кухарка вдруг сморщилось, губы покривились от сдерживаемых чувств. — А я-то, бессердечная, не поверила. Думаю: ах, так? Поменьше тебе да попроще надо, раз от нормальной пищи отвыкла? Так вот на тебе нашей каши, самой что ни на есть простецкой, крестьянской. Но вы ж знаете, — добавила, словно оправдываясь, — я плохо варить не умею…

— Знаем, — загудели вокруг дружно, мужские голоса даже перекрыли женские. — Знатная у тебя каша, тётушка, одно слово — мёд! Ну, а хозяйка что?

— А то, — не сдержавшись, Дениза всхлипнула и махнула в сторону Герды. — Пусть вот она расскажет, я не могу, как вспомню, так реву коровой…

Герда важно разгладила передничек на коленях.

— А она, — помедлила, сгущая страсти, — как увидела — ручки этак свела, — горничная молитвенно сложила ладошки, — заулыбалась… лучики-то, лучики в глазах! И шепчет: с пенкой! Понимаете? С пенкой!

Дениза разрыдалась.

— Наго… наголодалась, бедняжечка, — приговаривала, сморкаясь в большой носовой платок. — А скажи, Герда, что дальше было!

— Дениза ей ещё морсу налила в кувшин — не чаю, не кофе, а вот этого самого морсу, правда-правда! Так она его пила, будто ничего слаще в жизни не пробовала!

— А тарелку-то, тарелку, — поспешила подхватить Берта, — хлебушком-то всю и подчистила, чтоб, значит, ни крошечки ни упустить… Да будет вам, тётушка Дениза, мы вам уже пятый раз пересказываем, а вы всё плачете!